Из дневника Фрэн Голдсмит

19 июля, 1990

О, Господи. Случилось самое худшее. В книгах, по крайнеймере, когда это случается, что-то наконец меняется, но в реальной жизни этотянется до бесконечности, как в какой-нибудь мыльной опере.

Позволь, я все тебе расскажу, милый дневничок, хотя мне и недоставляет особого удовольствия это записывать. Мне даже думать-то об этомпротивно.

Глен и Стью отправились в город за едой (это был Джирард,штат Огайо). Они спросили меня и Гарольда, пойдем ли мы с ними. Гарольд сказалнет — он лучше добудет воды и вскипятит ее. Возможно, уже тогда он вынашивалсвои планы.

Марк и Перион куда-то ушли, наверное, за ягодами и еще коеза чем. Я развела костер, чтобы вскипятить котел с водой… и вот приходитГарольд с котлом (явно только что принял ванну и помыл голову). И вот он вешаетсвой котел над огнем. А потом подходит и садиться рядом со мной.

Мы сидим на бревне, разговариваем о том о сем, а он вдругобнимает меня и пытается поцеловать. Я написала «пытается», хотя на самом делеу него это вполне получилось, по крайней мере, сначала, потому что я былапросто поражена. Потом я вырываюсь — сейчас это кажется почти забавным, хотьмне и до сих пор противно — и падаю с бревна прямо на спину. Я смяла себе всюблузку и поцарапалась. Тут я начала кричать. Говорят, история повторяется. Идействительно, это было так похоже на тот день, когда мы были на моле с Джессоми я прикусила язык.

Через секунду Гарольд уже наклоняется надо мной испрашивает, все ли со мной в порядке, краснея до самых корней своих только чтовымытых волос. И тут я начинаю хихикать.

«Что тут такого забавного?» — спрашивает Гарольд, поднимаясьна ноги. У меня от смеха на глазах выступают слезы. Но потом я понемногууспокаиваюсь и хочу попросить Гарольда, чтобы он посмотрел, сильно ли япоцарапала спину. Но я этого не делаю, потому что он может принять это заВОЛЬНОСТЬ.

«Фрэн, — говорит Гарольд. — Мне так трудно тебе об этомсказать».

«Может, тогда лучше не говорить?» — отвечаю я.

«Я должен, — говорит он. — Фрэнни, я люблю тебя».

Конечно, я это знала. Было бы проще, если бы он хотел толькоспать со мной. Но любовь гораздо опаснее. Как ответить ему нет? По-моему, естьтолько один способ.

«Я не люблю тебя, Гарольд», — сказала я.

Его лицо сразу как-то обмякло. «Это из-за него, не так ли?Из-за Стью Редмана?»

«Не знаю», — сказала я.

«Зато я знаю». Голос его стал пронзительным, и в немзазвучали нотки жалости к самому себе. «Конечно, я знаю. Я знал это еще в тотдень, когда мы его встретили. Я не хотел брать его с нами, потому что я знал. Аон сказал…»

«Что он сказал?»

«Что он не хочет тебя! Что ты можешь быть моей!»

«И ты просто получил меня в подарок, как пару новых туфель,так, Гарольд?»

Он не ответил, быть может, поняв, что слишком далеко зашел.С некоторым усилием я припомнила тот день в Фэбиане. Реакция Гарольда на Стьюбыла реакцией собаки, во двор к которой — в ее владения — вошла другая,незнакомая собака. Я почти представила себе, как на загривке у Гарольда дыбомподнимаются волоски. И я поняла, что слова Стью были сказаны для того, чтобыпревратить нас из собак в людей. А разве не в этом-то все и дело? Я имею в видуту адскую борьбу, которая ведется за наши души? А если это не так, то зачемвообще мы пытаемся вести себя прилично?

«Я никому не принадлежу, Гарольд», — сказала я.

Он что-то пробормотал.

«Что?»

«Я говорю, что со временем, возможно, тебе придется изменитьсвое мнение на этот счет».

Глаза Гарольда устремились куда-то вдаль. Он сказал: «Я знаютаких людей. Поверь мне, Фрэнни. Такой парень играет в футбол на местеполузащитника, но в классе сидит, плюясь вокруг шариками из жеваной бумаги,потому что он знает, что учитель натянет ему троечку, чтобы он смог продолжатьиграть. Такой парень трахается с самой хорошенькой болельщицей, а она считаетего вторым Иисусом Христом. Такой парень пердит, когда учитель литературыпросит тебя прочитать свое сочинение, потому что оно оказалось лучшим в классе.Конечно, трахальщицы любят его. Так что удачи тебе, Фрэнни».

А потом он просто ушел. Я уверена, что это был вовсе не тотВЕЛИЧЕСТВЕННЫЙ, ТОРЖЕСТВЕННЫЙ УХОД СО СЦЕНЫ, который он планировал. Скорее этобыло похоже на то, что у него была тайная мечта, а я изрешетила ее пулями —мечта о том, что все изменилось, что прошлое осталось в прошлом. Мне его сталоужасно жалко, потому что он не играл в пресытившегося жизнью циника, ондействительно был таким циником, и отнюдь не пресытившимся, а ранимым инесчастным. Его высекли. Но Гарольд никогда не сможет понять, что сначаладолжно что-то измениться у него в голове, что мир останется тем же до тех пор,пока Гарольд останется тем же. Он копит свои обиды, как пираты копилисокровища…

Уф. Все вернулись, ужин съеден, сигареты выкурены, вероналроздан (мой лежит у меня в кармане вместо того, чтобы растворяться в животе), ивсе ложатся спать. После нашего с Гарольдом разговора ничего не изменилось,разве что теперь он будет следить за мной и Стью. Я ужасно злюсь, когда пишуэти слова. Какое право он имеет наблюдать за нами? Какое право он имеетусложнять нашу и без того печальную ситуацию?

ЗАПОМНИТЬ: Извини, дневничок. Наверное, дело в моемнастроении. Ничего не могу вспомнить.

Когда Фрэнни подошла к нему, Стью сидел на камне и курилсигару. Он сидел лицом к западу, где красное солнце вынырнуло из-под облаков иготовилось зайти за горизонт. Хотя только вчера к их группе присоединилисьчетыре женщины, казалось, что это было уже очень давно.

Запах сигары напомнил ей об отце и о его трубке. Вместе своспоминанием появилась и скорбь, которая почти уже перешла в ностальгию.

«Я примирюсь с твоей утратой, папочка, — подумала она. — Тыведь не будешь против?»

Стью оглянулся.

— Фрэнни, — сказал он с явным удовольствием. — Какпоживаешь?

Она пожала плечами.

— По-всякому.

— Хочешь посидеть со мной на камне и посмотреть на заходсолнца?

Она села рядом с ним, и ее сердце забилось чуть-чутьбыстрее. Но в конце концов, зачем она сюда пришла? Она ведь знала, в какомнаправлении пошел Стью, и знала, что Гарольд и Глен с двумя девушкамиотправились в Брайтон на поиски радиопередатчика (ради разнообразия, эта идеяпришла в голову Глену, а не Гарольду). Патти Крогер осталась в лагере, ухаживаяза двумя ослабевшими от борьбы подругами. Ширли Хэммет частично начала выходитьиз своего оцепенения, но этим утром она всех разбудила, закричав во сне и начавотбиваться от воздуха. Женщина без имени, похоже, двигалась в другомнаправлении. Она сидела. Она ела, если ей подавали. Она мочилась ииспражнялась. Она не отвечала на вопросы. Она проявляла признаки жизни тольково сне. Несмотря на сильную дозу веронала, она часто стонала и иногдавскрикивала. Фрэнни казалось, что она знает, кого видит в своих снах этабедняжка.