Когда он осветил первую страницу, наступил краткий мигпросветления. В этот краткий миг часть его сознания закричала: «Гарольд!Прекрати!» Голос был таким повелительным, что он задрожал с головы до ног. И вэтот миг он почувствовал что может остановиться, положить дневник на место,отказаться от нее, предоставить их самим себе, чтобы не случилось что-тоужасное и неисправимое. В этот миг казалось, что он может отодвинуть от себяэто горькое питье, выплеснуть его из чаши и наполнить ее тем, что для негонайдется в этом мире. «Откажись, Гарольд», — умолял его этот голос, но, похоже,было уже слишком поздно.

В шестнадцатилетнем возрасте он отказался от Берроуза,Стивенсона и Роберта Ховарда ради других фантазий, фантазий, которые онодновременно горячо любил и ненавидел — не о ракетах и не о пиратах, а одевушках, опускавшихся перед ним на колени в своих шелковых прозрачных ночныхрубашках, в то время как он, Гарольд Великий, абсолютно голый, сидел, развалясьна своем троне, готовый в любой момент отхлестать их небольшими бичами илитростями с серебряными набалдашниками. Это были горькие фантазии, в которыхпринимала участие каждая симпатичная девушка из оганквитской средней школы. Этисны наяву всегда заканчивались семяизвержением, которое приносило большестраданий, чем удовольствия. А потом он спал, и сперма коркой засыхала у негона животе. У каждой дворняжки есть свой день.

И теперь они вновь были с ним, эти горькие фантазии, этистарые обиды, чьи зубы никогда не затупятся.

Он снова начал читать.

В четыре часа утра он положил дневник Фрэн на прежнее место.Он не принимал никаких особых предосторожностей. Если она проснется, — подумалон холодно, — он просто убьет ее и убежит. Куда? На запад. Но он не остановитсяв Небраске и даже в Колорадо, о нет.

Она не проснулась.

Он вернулся к своему спальному мешку и ожесточенно занялсямастурбацией. Потом он уснул, но сон его был неглубоким. Ему снилось, что онумирает на крутом скалистом склоне. Высоко над ним, паря в восходящих потокахтеплого ночного воздуха, летали стервятники в ожидании поживы. Не было низвезд, ни луны…

А потом в темноте раскрылся ужасный красный Глаз: хитрый,жуткий. Глаз вселял в него ужас, но в то же время не отпускал от себя.

Глаз манил его.

На запад — туда, где собирались тени, исполняя своюсумрачную пляску смерти.

В тот вечер они разбили лагерь к западу от Джойлета,Иллинойс. Они пили пиво, разговаривали, смеялись. У всех было такое чувство,что самое худшее осталось позади, в Индиане. Особенно все обратили внимание на Гарольда,который был весел, как никогда.

— Знаешь, Гарольд, — сказала Фрэнни поздно вечером, когдакомпания уже начала разбредаться, — по-моему, я никогда не видела тебя в такомхорошем настроении. Что с тобой?

Он весело подмигнул ей.

— У каждой собаки есть свой день, Фрэн.

Она улыбнулась ему в ответ, несколько удивленная. Странноевыражение, но от Гарольда этого можно ожидать. Впрочем, все это не имеетзначения. Самое главное, что дела наконец-то пошли на лад.

В ту ночь Гарольд начал вести дневник.

Как долго он шел на запад? Бог, может, и знает, но МусорныйБак не знал. Дни. Ночи. Особенно он помнил ночи.

Он стоял, покачиваясь в своих лохмотьях, и смотрел вниз наЦиболу. Город Обетованный, Город Мечты. Искалеченной рукой (запястье, сломанноепри прыжке с лестницы нефтяного резервуара компании ЧИРИ, срослось неправильно)он взял флягу и допил остатки воды.

— Цибола! — пробормотал он. — Цибола! Я иду! Я иду! Я сделаювсе, что ты хочешь! Я отдам за тебя жизнь!

После того, как он немного утолил жажду, его потянуло в сон.Он уже почти заснул, когда мысль впилась в его мозг, как ледяное лезвиестилета: «А что если Цибола — это только мираж?»

— Нет, — пробормотал он. — Нет, ой-ой, нет.

Но простое отрицание не могло отогнать эту мысль. Что еслион выпил последние остатки воды, празднуя появление миража? Он по-своемупризнавал свое сумасшествие, как часто бывает с безумцами. Если это толькомираж, то он умрет здесь в пустыне, и им пообедают стервятники.

В конце концов, не в силах больше выносить ужаснуювозможность, он встал на ноги и пошел обратно к дороге, борясь с тошнотой ичувствуя приближение обморока. С вершины холма он беспокойно уставился вниз, наплоскую равнину, поросшую юккой и перекати-полем. Он облегченно вздохнул.

Она была там!

Цибола, сказка древности, столько людей искали ее, а нашелее Мусорный Бак!

Далеко внизу, в пустыне, в окружении голубых гор, самаголубая в далекой дымке, с мерцающими башнями и улицами. Там были пальмы… онмог видеть пальмы… и движение… и воду!

— Ооо, Цибола, — пропел он и заковылял обратно. Этимвечером, когда Факел Бога закатится за горизонт, он пойдет вперед. Он дойдет доЦиболы и начнет с того, что нырнет с головой в первый попавшийся фонтан. Апотом он найдет его, человека, который велел ему прийти сюда. Человека, которыйвел его через долины, горы и наконец привел в пустыню. Весь этот путь онпроделал всего лишь за один месяц, несмотря на боль в обожженной руке.

Он ждет Мусорного Бака в Циболе, и ему повинуются армииночи, ему принадлежат бледные всадники-мертвецы, которые устремятся с западапрямо в лицо восходящему солнцу. И они прискачут, бессвязно бормоча, усмехаясь,воняя потом и порохом. Начнутся крики, но Мусорному Баку нет никакого дела докриков. Начнется насилие, до которого ему дела еще меньше. Начнутся убийства,что не играет никакой роли…

…и начнется Великий Пожар.

А вот до этого ему есть дело. В его снах к нему приходилтемный человек и с высокой площадки показывал ему внизу страну, объятуюпламенем. Города взрывались, как бомбы. Возделанные поля превратились в линииогня. И даже на реках Чикаго, Питтсбурга и Детройта пылала разлитая нефть. И восне темный человек сказал ему очень простую вещь, которая и заставила его проделатьвесь этот путь: «Ты займешь высокий пост в моей артиллерии. Ты тот человек,который мне нужен».

Он перевернулся на бок, щеки и веки его покраснели отлетящего песка. Он начал терять надежду — да, с тех пор, как отлетело колесо уего велосипеда, он начал терять надежду. Казалось, что Бог, Бог шерифов-убийц.Бог Карли Йейтса, в конце концов оказался сильнее темного человека. Но он непотерял веры. И наконец, когда казалось, что он скорее сгорит заживо в пустыне,чем доберется до Циболы, где его ждет темный человек, он увидел ее внизу,спящую в свете заходящего солнца.