Она пришла в ярость – недаром называла себя «вулкан Этна». «Это сущий лепет, в котором нет ни знания вещей, ни благоразумия, ни предусмотрительности, – жаловалась она Гримму, – если бы мой «Наказ» был составлен во вкусе Дидро, то он мог бы перевернуть все вверх ногами». Но все эти резкости она сообщила только Гримму. Имена Дидро и Вольтера оставались символами Просвещения в ее царствование.

Главное, что сделала Екатерина: самые передовые идеи и книги стали модными в России. Ибо, как положено в ее Империи, все старались следовать вкусам «Самой». В результате в поместьях создавались роскошнейшие библиотеки. Слово «вольтерьянец» стало модным в крепостной Империи. Если при Елизавете наш посол во Франции снабжал русскую Императрицу чулками, эфирами, румянами, перчатками, то теперь посол снабжал повелительницу книжными новинками.

Пушкин, так не любивший Екатерину, на самом деле – плод ее века. И будущий русский литературный Ренессанс – Достоевский, Толстой, Тургенев плюс целая плеяда блестящих писателей – таковы были всходы. Но семена посеяла она. Сделавшая модными не только великую европейскую литературу, но и сам труд литератора. «Не написавши строки, не могу и одного дня прожить», – сказала она.

В 1782 году, в двадцатилетие своего царствования, она решила преподнести себе подарок. Екатерина поручила одному из довереннейших своих министров, Александру Безбородко, предоставить счет ее великих дел. И он скрупулезно подсчитал:

губерний создано 29;

построено городов 144;

одержано побед 78;

законов и уложений принято 88;

мирных трактатов 30;

указов на облегчение жизни народа 123.

Получилось 492 великих деяния, с которыми она собралась отправиться в историю.

Но был «еще не вечер», впереди – четырнадцать лет правления.

В прекрасные дни любви с Ланским великая Императрица и гениальный муж-друг не забывали о державе. Потемкин постоянно писал ей о Крыме: «Вы обязаны возвысить славу России. Посмотрите… кто что приобрел: Франция взяла Корсику, цесарцы [австрийцы. – Э. Р.] без войны у турков в Молдавии взяли больше, нежели мы. Нет державы в Европе, чтобы не поделили между собой Азии, Африки, Америки…» «Поверьте, что Вы сим приобретением [Крыма – Э. Р.] безсмертную славу получите и такую, какой ни один государь в России ещё не имел. Сия слава проложит дорогу еще к другой и большей славе: с Крымом достанется и господство в Черном море. От Вас зависеть будет, запирать ход туркам и кормить их или морить с голоду».

Капля точит камень – она наконец-то решилась. Согласилась «убрать бородавку» с прекрасного чела Империи.

14 декабря 1782 года Потемкин получает секретнейший рескрипт – волю Императрицы «на присвоение полуострова». Как и положено Просветительнице, она не забыла написать в рескрипте, что нужно «употребить все способы завести посреди татарских народов ближайшия связи, поселить в них доброхотство и доверие к стороне нашей и… склонить их на принесение нам просьбы о принятии их в подданство наше».

Весной 1783 года Потемкин отправился в Крым – руководить военными действиями. Он вез манифест о присоединении Крыма, написанный Екатериной… Текст должен был храниться, пока военные действия не «поселят доброхотство и доверие к стороне нашей».

В Крыму началась и быстро закончилась скоротечная война – Крым пал. Двадцать восьмого июня (день переворота и ее вступления на престол) был обнародован манифест «О принятии полуострова Крымского, острова Тамана и всей Кубанской стороны под Российскую державу». Манифест читали во время торжественной присяги крымской знати. Присягу принимал Потемкин. Свершилось! С карты исчезло последнее напоминание о татарском иге. Античная Таврида и Херсонес, где принял крещение киевский князь Владимир, стали частью России. Муж получил еще один титул – Светлейший князь Потемкин-Таврический.

В том же 1783-м был подписан Георгиевский трактат с Картли-Кахетинским царем Ираклием II, обеспечивший присутствие русских войск в Грузии, а значит, скорое ее присоединение к России.

Она не была и одновременно была по-женски суеверна. Она могла сказать, что ей везло в дни Ланского. Но в жарком июне 1784 года Ланской умирает…

Когда он умер, она рыдала, причитала и выла, как простая русская баба. Так ее научила Перекусихина: «Вой, чтобы стало легче!» Она старалась выкричать свое горе, никого не хотела видеть. Она любила, пожалуй, только двоих – этого мальчика и Потемкина. И обоих ей суждено пережить…

25 июня он умер, и только 2 июля она смогла вновь взяться за перо. Она написала Гримму: «Когда я начинала это письмо, я была счастлива, и мне было весело, и дни мои проходили так быстро, что не знала, куда они деваются. Теперь уже не то: я погружена в глубокую скорбь, моего счастья не стало… Я надеялась, что он будет опорой моей старости: он усердно трудился над своим образованием, делал успехи, усвоил мои вкусы… Словом, я имею несчастие писать вам, рыдая… Злокачественная горячка в соединении с жабой свела его в могилу в пять суток».

На самом деле его смерть скрывала галантную тайну. Он очень хотел ей нравиться, потому что любил ее. Но ее стареющее тело все меньше возбуждало молодого человека. Он стал бояться потерять ее. И слишком злоупотреблял возбуждающими средствами, в том числе кантаридом. «Его доктор старался сделать его Геркулесом при помощи кантарид. Со временем малый прием уже не оказывал действия, вследствие чего доза увеличивалась. Возможно, что употребление кантарид расположило к столь ужасной болезни. Был слух, что Ланской отравлен, как это часто говорят про важных лиц», – так напишет придворный врач Вейкарт. Кантарида, или шпанская мушка – любимое и очень опасное возбуждающее средство галантного века.

Екатерина писала Гримму, что была разбита совершенно, пока не пришли к ней двое, с которыми она смогла порыдать вместе. Рыдающий коллектив был интересен. Один из рыдальцев – Федор Орлов – родной брат позавчерашнего любовника, другой, приехавший из Новороссии, – Потемкин – любовник вечный. И вот все они вместе в голос рыдают по поводу смерти любовника нынешнего – Ланского.

Она решила похоронить его здесь же, в любимом Царском Селе, как он сам просил перед смертью – он хотел всегда быть рядом с нею. Она беспрестанно ходила на его могилу, сидела часами у памятника – мраморной урны. Но по легенде, вскоре после похорон «Сашина могила» была вскрыта, тело осквернено, и на памятнике оставлены позорные надписи. Пришлось перезахоранивать его у ближайшей церкви.

Скорее всего, это вымысел. Шешковский был в расцвете власти и сил. Вряд ли кто-нибудь осмелился бы на такое.