перетянул рукавами воротник; часа через полтора наполнился и свитер.

Когда Алексей Палыч и Борис вернулись к костру, все уже были там.

Стасик и Чижик сидели с понурым видом: они обшарили всё дно по линии переправы, но кошка их не вытащила ничего, кроме куска сети. Это говорило о том, что озеро посещалось браконьерами. Встретить браконьеров было бы просто прекрасно, но надежды на это не было; сеть оказалась давнишней, совершенно гнилой.

Мартышка, в соответствии со своим городским воспитанием, забыла, зачем пошла в лес, и принесла букетик цветов. Практичный Шурик заметил, что цветы очень украсят её могилу, когда она помрёт с голоду.

Гена поймал три небольшие плотвицы и два озёрных ерша, которые могли выглядеть рыбинами только под микроскопом.

И лишь Алексей Палыч и Борис принесли нечто существенное.

Целая куча грибов вызвала приступ оптимизма. Кто-то даже заметил, что в лесу не так уж и трудно прокормиться. Даже Шурик, центр управления которым помещался в желудке, поддался обману и побежал за водой.

Современная наука утверждает, что грибы на девяносто процентов состоят из воды. С этой точки зрения они скорее пригодны для умывания, чем для еды. Но ведь и в человеческом теле, даже в мозгу, воды больше, чем всего остального. Тем не менее мы о себе довольно высокого мнения.

Борис сам почистил грибы. Котелок заполнился с верхом и ещё осталось.

– Уварится, – сказал Борис.

Он оказался прав настолько, что это было уже излишним. По мере варки грибная куча оседала, таяла, словно состояла из снега. Чтобы хватило на всех, Борис подбавлял воды.

Калорий от этого не прибавлялось. Варево постепенно темнело, из серого становилось коричневым, приобрело цвет болотной воды и продолжало темнеть дальше.

Веник первым определил малосъедобность похлёбки. Он долго принюхивался к незнакомому запаху, затем потерял к нему интерес, чихнул и отвернулся. Раскинув своими собачьими мозгами, он решил, что эта забава вечно продолжаться не может и скоро хозяевам придётся достать что-нибудь съедобное.

– Ну скоро там?.. – спросил Шурик.

– Ты особенно не надейся, – утешил его Борис, – может, ещё и есть не станешь.

– Зря ты червяков выскребал, – заметил Шурик. – Было бы с мясом…

Никто не засмеялся. Все понимали, что юмор Шурика идёт из желудка. Между тем Алексею Палычу, по причине его технического образования, было поручено разделить последние полбуханки. Задача чисто геометрическая, но проводить перпендикуляры на хлебе оказалось трудней, чем на бумаге. Алексей Палыч волновался: за ним следили восемь пар глаз. Это были вовсе не те глаза, которые равнодушно наблюдают, как смахивают в ведро остатки хлеба со столов в школьной столовой. У него даже мелькнула мысль, что неплохо бы устроить в школе что-то вроде голодных дней – перестанут тогда швыряться кусками хлеба. Но тут же возникла мысль номер два: за одно только такое предложение его самого съедят как родители, так и начальство. И вторая мысль погасила первую.

Лжедмитриевна от своей порции отказалась.

– Елена Дмитриевна, этим вы никого не спасёте, – сказал Стасик.

Алексей Палыч отметил, что с сегодняшнего дня Стасик имя руководительницы стал выговаривать совершенно чётко. Не «Елена Дмитна» или «Елен Дмитрина», как раньше, а «Елена Дмитриевна», тщательно прожёвывая каждую букву.

– Хлеба я не хочу, – сказала Лжедмитриевна.

– И суп не будете?

– Попробую.

– Борька, – спохватился Шурик, – а ты плёхни туда рыбу. Генка, почисти её по-быстрому.

– Там и чистить нечего.

– Не хотите – я съем.

– Разварится, ты и не заметишь, – сказал Гена. – Пускай лучше Веник съест.

– Смотри, как бы самого Веника есть не пришлось. В некоторых странах, например, собак едят и не жалуются.

– Ты что, на самом деле смог бы?

– Думаешь, не вкусно?

– Я не про вкусно…

– А чего… – сказал Шурик. – Я, например, читал, что мы едим какую-то, может, миллионную часть из всего съедобного. Знаешь, как диверсантов готовят? Сбрасывают на парашюте в какие-нибудь джунгли… Никаких посёлков, может, на тысячу километров нет. А у него ни продуктов, ни воды, ни оружия, ни спичек, ни компаса. Только нож. И он должен выйти в определённое место. Мы бы с тобой через несколько дней загнулись. А его специально обучали и воду добывать, и всякую дрянь есть. Вода есть во всяких растениях, деревьях, он знает в каких. Питаться может змеями, ящерицами, насекомыми, разными личинками. Он знает, какие не ядовитые и как их найти. Даже червяков едят.

– Это я знаю, – сказал Гена. – Он-то идёт, а над ним вертолёт…

– Никаких вертолётов. Если он из джунглей не выйдет, его даже искать не будут. Так и называется: испытание на выживание. Понимаешь? Если кто не справится, то пускай погибает: значит – слабак, а такие не нужны. Но они почти все выходят, потому что направление умеют определять без ошибок. Если нет личинок, ищут всякие корешки, растения. Даже знают, какие цветы съедобны. Голодают, конечно, но зато в живых остаются. А уж когда вернутся, им сразу и тушёнку дают, и сахар, и колбасу – сколько хочешь.

– Врёшь! – сказал Гена. – Если долго голодал, есть много нельзя.

– Вру, – согласился Шурик. – Это я просто подумал, чего бы сейчас сам сожрал. А им дают куриный бульон и галеты. Тоже неплохо.

Рассказ о рационе диверсантов девочки выслушали без восторга.

– Обязательно ты какую-нибудь гадость придумаешь, – поморщилась Валентина. – Мне даже есть расхотелось.

– Могу твою порцию зарубать, – предложил Шурик. – Я товарища всегда готов выручить.

– Ешь мою, – сказала Лжедмитриевна.

– Вашу не буду. И вообще, я пока не очень голодный. Вот когда начну есть, то сразу проголодаюсь. У меня всегда так.

– Тогда не начинай, – посоветовал Стасик.

– Не могу, – вздохнул Шурик. – У меня характер такой – когда вижу, что кто-то ест, мне кажется, что у меня отнимают. Но ведь ем я, по-честному, не больше других?

– Не больше, – успокоил его Стасик. – Только говоришь много. У меня к тебе просьба: пока мы не выйдем, ты больше о еде ничего не рассказывай.

Алексей Палыч раздал куски хлеба, и все сразу стали их помаленьку прикусывать. Едва первый кусочек попал Шурику в рот, он сразу взвыл:

– Борька, скоро ты там?

Похлёбка, как это и положено, когда в ней варятся красные грибы, приобрела окончательный цвет – цвет дёгтя. Запах она издавала очень похожий на тот, что стоит в жаркий день над болотом. Кроме того, из-за сыроежек варево горчило. Если ещё добавить, что сварено оно было без соли, то можно догадаться, что похлёбка Бориса никому удовольствия не доставила.

– Для диверсантов, может, неплохо… – сказал Гена, с отвращением выхлебав свою порцию до