Калхас почему-то считал, что если Яма окажется слишком глубокой, а брат по какой-либо причине потеряет возможность кричать, скажем, если его шею перехватит узлом какой мифический гад, звон монет вполне может спасти ему жизнь. По какой-то, ведомой только ему причине Калхас был уверен, что Марция на дне точно придушит змеюка длиной в тысячу локтей, если тот не подаст сигнал бедствия звоном.

Марций скептически отнёсся к мерам предостережения, но спорить не стал. Неблагодарное это было дело – что-то доказывать человеку мало того, что суеверному, так теперь ещё и видящему смерть за каждой травинкой.

Всё было готово. На всякий случай беглецы, а их всего вместе с новоприбывшими оказалось около трёх сотен, разделились на две группы и натянули получившуюся верёвку, которая должна была выдержать вес Марция, за концы. Верёвка, несмотря на то что была сделана из чего ни попадя, натяжение выдержала, а значит, спускаться на ней было можно.

Огромный чёрный глаз Змеиной ямы смотрел на кирасира равнодушно и напоминал глаз дохлого кальмара, которого Марций видел на рынке Мраморной долины, – пустой и тупой глаз.

Снизу веяло нечеловеческим холодом и могильным мраком. Рядом с Ямой всё ещё лежала уже порядком изъеденная мухами и червями туша Гнева – самый жуткий артефакт, который Рейесу довелось за всю свою жизнь видеть в этом лесу. Даже скрюченные гады в многочисленных склянках в доме Гезы не шли с ним ни в какое сравнение.

Свежий ожог под повязками болел просто жутко, мешая нормально двигать рукой, но, даже видя дискомфорт Марция при попытке сжать пальцы, предлагать ему спуститься вниз вместо него Альвгред не стал.

Верёвку вызвалось держать семеро: Войкан, Рорри, Вальдарих, Калхас, Альвгред и ещё двое лучников. Остальные же из-за безотчётного суеверного страха наотрез отказались подходить к Яме ближе, чем на пол-лиги, а лучше на целую лигу, чтобы не цапнуть на себя какую-нибудь мерзкую сущность, которые вылетают оттуда, если потревожить их обитель. Семерых вполне хватало, чтобы удержать на весу одного рослого крепкого мужчину.

Спуск начался. Марций прочно обвязал торс верёвкой и на всякий случай подхватил концы заклёпками для надёжности, встал к Яме спиной… Проверил ксифос, чтобы, если что, было чем отбиваться от змей. Меч был на месте.

– Ну, бывайте, – произнёс он, натянув верёвку одной рукой и сжав заблаговременно зажжённый факел другой, сделал первый шаг назад и вниз по нависающему над Ямой краю земли… Почва под стопой оказалась достаточно твёрдой и упругой, чтобы можно было как следует опереться. Семеро мужчин, стоящие достаточно близко от края, чтобы дать Марцию возможность использовать максимум длины верёвки, и достаточно далеко, чтобы никто случайно не свалился вниз из-за внезапно просевшей почвы, натянули уздечки.

Спускали верёвку на счёт «три».

– Раз, два, ТРИ! – отсчитывал Калхас, и руки державших протаскивали отрезок верёвки, достаточный, чтобы Марций спустился на пару шагов. – Раз, два, ТРИ! Всё хорошо?

– Да, – откликнулся Марций, уже полностью скрывшись за краем дыры.

– Раз, два, ТРИ!..

Чем глубже он опускался, тем становилось прохладнее. Влажная прохлада липла к его коже неприятной склизкой плёнкой. Воняло влажной землёй, гниющими корнями деревьев, жухлой травой, которая пучками то тут, то там пробивалась наружу, жирными червями, жуками, их дерьмом…

Как он и опасался, света от факела, который он сжимал в свободной руке, было слишком мало, чтобы он достал до противоположной стены, к тому же с каждым метром вниз всё меньше оставалось естественного освещения. Тьма сгущалась, буквально впитывала свет, как губка, всасывала его в себя, позволяя пламени осветлят только стену, по которой Марций шагал вниз, и ничего больше. О дне, которое пряталось где-то в непроглядном далеке, и говорить не приходилось. И было ли оно вообще, это дно? С каждым шагом вниз уверенность в этом уменьшалась.

Яма действительно оказалась местом достаточно шумным. Опустившись шагов на сто вниз, Марций поймал себя на наблюдении, что его собственное дыхание тут слышалось так же громко, как свистел ветер между деревьями во время непогоды, а стук сердца был настолько гулким, что ему даже показалось, что кто-то пробивается к нему сквозь стены Ямы. И это не считая монотонного шипения внизу. Вместе с тем это было самое жуткое место, где ему только приходилось бывать, и оттого в нём крепла уверенность – нет, необходимость в том, что надо выполнить данное себе же обещание. Вечера была там – он чувствовал, знал. Там, под ногами, одна, брошенная, забытая. В этом леденящем кровь месте, где Марций и врагу не пожелал бы испустить последний дух. Он слышал шум змеиных погремушек, влажные шлепки их мокрых тел о камни и друг о друга, видел, теперь намного чётче, поблёскивающие в отражённом свете факела зубы, мириады белых зубов в разинутых пастях, которые мельтешили, перемещались, клацали. Змеи шипели, шелестели, тянули к незваному гостю пасти…

– Стойте, – вдруг прокричал Марций и трижды дёрнул верёвку в условном сигнале, что спускать его больше не надо.

Снизу повеяло прохладой, мягкой и подвижной. Звуки изменились, будто из трубы, по которой он спускался и которой, по сути, и была Яма, он вдруг попал в резервуар, что был гораздо шире и больше. Он вытянул ногу вниз, не видя практически ничего под собой, водя слепыми глазами по пустоте. Ничего.

Условный знак «Опускай, но медленно». Он опустился ещё на два шага. Да. Внизу абсолютно точно становилось прохладнее, но в отличие от той тягучей прохлады, что стояла выше, тут – в самом, видимо, низу – было намного приятнее находиться. На всякий случай Марций приготовился отпустить вторую руку, повиснув только на поясе, чтобы выхватить из ножен ксифос. Вдруг от какого неведомого гада ему придется отбиваться через пару секунд, через секунду, сейчас!

На него никто не нападал. Он снова подал условный знак и опустился. Нога скользнула по не видимому во мраке краю и будто провалилась.

Ощупал край.

Да, стена обрывалась и уходила вглубь, как стены какого-то сосуда типа амфоры, и Марций сейчас как раз висел в том месте, где узкое горлышко переходило в более широкую часть. Он прислушался. Шум внизу будто изменился. Теперь он менее всего походил на шелест голодных, пожирающих друг друга гадов. Не было шипения, не было сбивающего с толку завывания плутавшего впотьмах ветра, не было шума змеиных погремушек. Теперь Марций слышал то, что совершенно ни с чем не мог перепутать.

Это была вода.

Под его ногами, метрах в двух, не более, бурлила и стремилась неизвестно откуда и неизвестно куда река, даже речка. Судя по звуку, она не была слишком широкой – локтей двадцать от одного края до другого, не больше. Марций нагнулся и, по условному сигналу спустившись ещё чуть-чуть, вытянул вниз факел. Ещё чуть вниз, и вот уже из темноты на него смотрели не зубастые пасти и злые жёлтые глаза рептилий, а взволнованная подземная река, на потревоженной ряби которой играло искорками отражений пламя рыжего факела.

Убитая надежда пронзила режущим ударом. Марций мог убить всех змей, отбросить их тела и найти кости любимой, но искать её тело в реке, которая могла давно унести её далеко в неизвестные подземелья, похоронить на дне какого– нибудь забытого богами озера, где её никто никогда не найдёт, он не мог.

Отчаяние вырвалось из его груди протяжным вдохом. Теперь это был конец. Она останется тут. Он готов был закричать, дав волю гневу, одуряющей боли утраты, и закусил повязку на руке.

– Он подаёт сигнал? – не понял ранее не оговорённого движения верёвки Войкан.

– По-моему, да, – ответил Альвгред. – Раз, два, ТРИ!

Марций резко опустился вниз.

– Эй! – крикнул он, испугавшись. – Э-эй!

– Раз, два, ТРИ!

Вниз.

– Стойте! Прекратите!

Вниз.

С громким шлепком Марций плюхнулся в воду. Факел мгновенно потушило. Наступила кромешная тьма,