А ко тому столу́-то[269] рыта бархата,

А как то́лконул поганого Идолишша во грудь-то ёму в поганую,

305 А как падало Идолишшо со сту́ла рыта бархата.

Ухватил-то он ёго да за резвы́ ноги,

А как начал тотарином Идолишшом по столо́м помахивать,

Ишшо сам он ёму да приговаривал:

«А как жи́ловат тотарин, всё не порвитьце,

310 Косьлив тотарин, всё не сломитьце!»

А под дубовы-то король столы пехаитьсе,

Че́рной шубой соболиной закрываитьсе,

А он говорит да таковы речи:

«Уж ты гой еси, Здунай да сын Иванович!

315 А бери топерь Опра́ксею за князя за Владимера,

А вези-тко ей да на святую Русь,

Не губи-тко моёго народу понапрасному».

Как бросал-то тотарина да из белы́х-то рук,

А как сам пошол в полаты к Опраксеи-королевичьни,

320 А заходил-то в полату, в светлу све́тлицю

А ко той жо Опраксеи-королевичьни.

Как увидяла-то Здуная Опраксея-королевичьня —

А сидела-то она на стули рыта бархата,

Вышивала-то поганому Идолишшу шириночку,

325 А шириночку-ту вышивала красным золотом —

Она увидяла Здуная сына Иванова,

А скочила она на резвы́ ноги

И бьёт челом Здунаю сыну Иванову:

«Уж ты здрастуй-ко, Здунай да сын Иванович!» —

330 «Уж ты здрастуй, Опраксея-королевичьня!

Ты срежайсе ехать со мной на святую Русь,

На святую Русь да ты в замужесьво

За того-то за нашого-то князя за Владимера».

Ту недолго Опраксея собираласе,

335 Собралась она да покрутёшенько.

А как брал-то Здунай-то ей за рученьку за правую

Выводил-то ей да на новы́ сени;

На новы́х сенях прибито народу всё несчётною.

А идёт она-то, ужасаитьсе,

340 Она горькима слезами заливаитьсе,

А сама она да говорит да таковы речи:

«А умел-то меня батюшко вспоить, вскормить, возро́стити,

Не умел-то меня отдать в замужесьво,

А как с той жо чесьти отдать да с радости,

345 А без драки всё да кроволитныя».

Выводил-то ей да на широкой двор,

А садил-то он собе да на добра́ коня;

Они[270] скоро́, лёкко скакали на добрых коней,

Как из города поехали не воротами,

350 А скакали через стену городо́вую.

А как едут они путём-дорогою,

А наехали они на и́скопеть глубокую.

А как одёржал-то Здунай всё добра коня;

Уж и сам он говорит да таковы слова:

355 «Уж ты возьми-ко-се, Добрыня, у мня Опраксею на своёго на добра́ коня,

Я поеду по этой и́скопыти глубокия».

А как брал-то Добрыня Опраксею на добра коня;

А поехали они ко городу ко Киеву,

А ко ласкову князю ко Владимеру;

360 А как Здунай поехал пода́лече в чисто́ полё.

А во ту пору, во то время

Приехал Добрынюшка во красен Киев-град.

А ко ласкову-ту князю ко Владимеру.

А сречаёт князь всё Владимер жа,

365 А сречаёт середи двора.

Как пошла у Владимера да пир наве́сели,

Повелась у Владимера тут свадьба навесели;

Зачал князь женитисе,

Женитисе на Опраксеи-королевичьни.

370 А во ту пору, во то время

А приехал Здунай да ко белу́ шатру,

Соходил-то он со добра́ коня,

Заходил-то он в бел шатёр в поло́тьняной,

Увидал — в шатри лежит да душа красна девиця,

375 А как та же Настасья-королевичьня;

Она спит лежит да розметаласе,

Она крепким сном засыпала богатырским жа.

А как повалилсэ спать Здунай да сын Ивановичь,

А как обнимал-то Здунай да красну девицю,

380 А от сна девиця пробуждаласе да испугаласе;

Она скоро выскакивала из бела́ шатра,

А кричала она да громким голосом:

«Уж ты гой еси, невежа, доброй молодець!

Ты зачем мне-ка приехал ко белу́ шатру,

385 А зашол ты во бело́й шатёр?

Отчеку-то я тебе-то да буйну голову,

Отчеку-то я да на чисто́м поли́!»

Не познала она Дуная сына Иванова;

А скакала на добра́ коня.

390 Выходил Здунай да из бела́ шатра,

А садилсэ он скоро́ да на добра́ коня.

Как розьехались они да по чисту́ полю,

А как сьехались они да во одно место,

Как ударили они да саблями вострыма —

395 У их сабельки все да пошшербалисе;

А как друг друга они не ранили,

А как не́ дали на собя раны кровавыя.

А они розьехались да по второй након,

А ударились они да палиц́еми тяжолыма —

400 Они друг друга не ранили,

А как не дали на собя раны кровавыя.

А розьехали они да по-в трете́й након,

А ударились они да ко́пьеми да борзоменьскима.

А как падала Настасья со добра́ коня да из седёлышка,

405 А как падала она да на сыру землю.

А как соскакивал Дунай да на сыру землю,

А как сел Настасьи на белы́ груди,

Вынимал он из кинжалишша булатен нож,

Залупал у ей-то груди белыя,

410 Захотел-то спороть белы́ груди,

Досмотрить-то у ей да ретива́ сердца.

Тут Настасья испугаласе,

А бога́тырю Настасья возмолиласе:

«Уж ты гой еси, дородьнёй доброй молодець!

415 Не пори-тко моих белы́х грудей,

Не смотри-ко ты моёго ретива́ сердьця,

А возьми-ко ты меня да за собя заму́ж;

Уж я буду тебе да жона верная,

А как верная — служить те буду верой-правдою».

420 А как брал ставал-то он скоро́ да на резвы́ ноги,

Подымат-то ей да за белы́ руки,

За белы́ руки да за золоты́ персьни,

Чёловал е́ю в уста саха́рныя:

«Уж ты гой еси, Настасья королевичьня!

425 Не узнала ты Здуная сына Иванова».

Как садились они да на добры́х коней,

А поехали они да ко белу́ шатру;

А приехали они да ко белу́ шатру,

Соходили они да со добры́х коней,

430 Насыпа́ли коням шаници белояровой,

А спускали йись травы муравою,

А сами в шатёр зашли, они спать легли;