– Осторожней, за нее много дадут… Сумку не забудь.

Сколько прошло времени, где я и что вообще происходит, – не знаю. Руки и ноги связаны, голова болит так, словно по ней долго колотили, во рту отвратительная горечь, видно, применили какое-то обездвиживающее средство. Знать бы, кто это сделал?

На голове у меня по-прежнему мешок, мы куда-то едем, я не в багажнике, машина, судя по звуку мотора, мини-вэн. Мои похитители обмениваются фразами на местном наречии, голоса незнакомы. Они не должны заметить, что я очнулась, так мне будет проще понять, что происходит.

«За меня много дадут», – следовательно, это простое похищение. Сумку взяли с собой – это не столь хорошо, там лэптоп, с диска все важное стерто, но на флешке, спрятанной в пряжке сумки, хранятся программы, которые позволяют мне хакерствовать. Если их найдут – это будет большая потеря. И лондонский айфон тоже в сумке…

Меня похитили, убив для этой цели Шандара. Или это я оказалась побочным продуктом? Важный вопрос – кто из нас был объектом нападения? Киран твердил о выступлениях религиозных фанатиков, которые состоятся завтра вечером. Если ему мешали опубликовать эту информацию, то главный объект – он, а я просто подвернулась под руку.

Тогда это не чатристы, те все больше думают о своей синей богине, Киран им поперек горла, но в других вопросах. К тому же я в этом не уверена. Доказать он ничего не может, только обвиняет и стращает. Если бы чатристы его действительно боялись, то давно пустили бы пулю в голову. Нет, Шандар был даже удобен и почти выгоден – нагнать страху честный журналист сумел, а когда тебя боятся, даже хорошо. Не для всех, конечно, но для такой секты, которая якобы вырезает сердца, – очень.

Что он успел мне сказать? Выступление завтра вечером, оно оплачено… стоп! Он сказал, что оплачено все теми же людьми, с которыми он меня познакомил. А познакомил он меня с Чопрой и К°. Киран наступил на хвост тому, кто его снабжал информацией, за это его и грохнули?

В памяти всплывает предложение Чопры о какой-то сделке, которое он так и не озвучил.

Но какое отношение имеет глава мумбаиской мафии к мусульманской буче в Агре? Нет, похоже, Шандар все-таки переврал или ему подбросили лживую информацию против его приятелей-мафиози. А может, он пытался работать двойным агентом и попался?

Как бы мне ни было жалко честного и наивного Шандара, он убит, а я, став свидетельницей этого убийства, теперь сижу с мешком на голове в чьей-то машине. Никто не знает, где я, никто не будет искать. С Ричардсоном разговор был слишком тяжелый, с Сингхом тоже, остальные вообще не в курсе.

Это означает, что выбираться придется самой. Но если мне все же удастся после всего остаться живой, то больше никакой мистики, никакой работы без прикрытия. Никому не верить, и всех, кто на горизонте, проверять, даже самых близких и верных.

Как я хватила: «самых близких»! Их у меня просто нет. Я одна во всем мире, но в данном случае это даже к лучшему – некому будет за меня переживать.

Успокоив себя таким странным образом, я пытаюсь нащупать узел, которым завязаны руки. Делать это надо незаметно, чтобы охрана не видела. Эти парни – не профессионалы, иначе засекли бы, что я успела чуть развести запястья, когда меня связывали. Но они не проверили, и теперь мои руки в некотором смысле способны двигаться. Вернее, мне удается повернуть веревку узлом к ладоням (я бы связала так, чтобы узел находился на тыльной стороне). И узел-то у них так себе. Но связаны ноги, это хуже, даже освободив руки, я не смогу никуда сбежать.

Ладно, там будет видно, а пока я наваливаюсь на плечо охранника справа, чтобы понять, какого тот роста. Результат попытки не утешает – охранник выше меня.

Он резко отталкивает меня, чего-то испугавшись, и это мне на руку. Так я имею шанс проверить, крупный ли охранник, что сидит от меня по левую руку. Кажется, этот пониже и более щуплый! Значит, первым бить будем того, кто справа, чтобы воспользоваться фактором неожиданности.

Но воспользоваться не удается – мы приехали.

Я делаю вид, что основательно обмякла, чтобы руки у моих тюремщиков были заняты и не возникло мысли проверить ослабленную веревку на запястьях. Они несут меня куда-то в дом, но не по лестнице и не в подвал. Шума машин и голосов не слышно, следовательно, мы в районе, где узкие улицы. К сожалению, таких в Индии в каждом городе большинство.

Меня притаскивают в помещение и почти бросают на стул. К счастью, стул со спинкой, иначе я бы грохнулась навзничь. С другой стороны, спинка это плохо, за нее они могут зацепить мои руки, и тогда не сбежишь.

Сквозь мешок, накинутый на голову, я слышу очень знакомый голос, объясняющий что-то на местном наречии. Это голос Чопры! Значит, Киран был прав, и именно его бандитам он перешел дорогу. Но куда делись вальяжные нотки и командный тон? Чопра словно оправдывается. Ого!

Тот, перед кем он оправдывается, недовольно бросает по-английски:

– Говори на человеческом языке! Знаешь ведь, что я плохо понимаю ваше карканье!

От этого голоса я вообще на мгновение теряю способность соображать, потому что он принадлежит…

Мешок сорван, и я вижу Чопру, стоящего в лакейской позе, и… Махавира Ваданта!

Перемена в поведении Чопры разительна, но еще более она заметна в поведении бухгалтера и даже во внешности. Нет, Вадант не стал выше ростом, стройней или элегантней. На нем по-прежнему мятый светлый костюм из льна, лысина блестит от пота, а пухлые ручки комкают большой платок, но никакого затравленного взгляда, никакой приниженности. Напротив, передо мной Хозяин, тот, кому, несмотря на непрезентабельность внешности, подчиняются все вокруг.

– Я же тебе давал совет не лезть не в свое дело и поскорей возвращаться в Англию, – говорит он мне.

Я пожимаю плечами как можно спокойней:

– Я за свою жизнь выслушала столько советов…

– Есть те, которым нужно следовать.

– Я могу вернуться в Лондон и сейчас.

Вадант хохочет от души, показывая гнилые зубы:

– Поздно. Разве что по частям.

А вот в это я охотно верю. Но говорю совершенно обратное:

– Вряд ли это понравится Престону.

Попала в точку, Престона этот мерзавец боится. Зло цедит сквозь зубы:

– Только потому ты еще цела.

Тут прибегает кто-то из его людей и что-то кричит на хинди. Вадант обрывает его и требует у Чопры, чтобы все говорили на нормальном языке. Кажется, он действительно не знает хинди и, когда чего-то не понимает, подозревает, что это заговор.

Чопра объясняет по-английски:

– Он сказал, что все началось раньше времени. Там толпа.

– Сегодня?!

– Да, Ибрагим перестарался. Там нужны люди.

Вадант ругается сквозь зубы, причем ругается не на английском. Потом фыркает: