говорил о том, что театр, по сути, первобытное искусство, и пора уже завязывать с тем, чтобы подвергать его такому строгому анализу… В какой-то момент Иннокентий потерял нить разговора. Ему стало так весело, что захотелось двигаться в такт музыке.

Он почти не помнил, как добрался домой. «Оставим твой телекоптер в ячейке, – говорил Чепухеня, усаживая елдыринца в аэротакси. – Я доплачу, чтобы его подержали до завтра». «А ты, оказывается, славный малый», – бормотал Иннокентий.

Утром, оклемавшись после вчерашнего, Иннокентий первым делом принялся перечитывать пьесу. Теперь он видел, что некоторые монологи и вправду затянуты, а некоторые определения излишни. Он принялся править текст – и так увлёкся, что едва не забыл слетать за аппаратом. А по возвращении домой его ждали ещё пять романов от господина Шкупердяева. «Нет мне покоя!» – вздохнул Гоблинович и неохотно отожил своё детище.

Впрочем, невесты, похищенные альфа-самцами, не заняли много времени и сил. Гоблинович написал на них пять одинаковых рецензий и отослал Шкупердяеву. «На этот раз совсем тупые книжонки, – плевался елдыринец. – Они что, снова деградируют?» Однако неприятная работа была позади, и можно было вернуться к пьесе.

Иннокентий перекраивал её несколько дней. Он заново оценивал каждую реплику и даже произносил монологи вслух – так, как они звучали бы на сцене. Раньше Иннокентий рассматривал драматургию только лишь как часть литературы. Теперь же он понимал, что пьеса – это не только текст. Иннокентий учитывал всё, что было написано в рецензии и что говорил ему Чепухеня. Елдыринец снова чувствовал себя Пигмалионом, из-под резца которого вот-вот появится прекрасная Муза.

Наконец, новый вариант пьесы был готов, и Гоблинович решился отправить его своему нечаянному покровителю. А вдогонку отправил сообщение: «Если будет время, прочти».

Чепухеня позвонил ему вечером того же дня.

– Неплохо! – сказал он бодрым голосом. – Хотя, возможно, есть ещё что доработать… Кстати, у меня есть два билета на пьесу «Олег, Паша и жёлтые карлики». Если хочешь, можем потолковать в антракте.

В антракте оба цензора пили коньяк.

– Знаешь, – сказал Чепухеня, – Хельмимира, конечно, против кумовства и всего такого… Но, может, тебе не помешало бы завести больше связей в нашем отделе?

Гоблинович, уже хорошенько подвыпивший, смотрел на него с удивлением.

– Завтра мы собираемся в Беатрис-Тинслей, на «Злачной террасе», – продолжал Чепухеня. – Будут играть киберджаз. Если хочешь, подваливай…

Иннокентий не мог поверить своему счастью.

– Я точно могу присоединиться к вашей компании? – с сомнением спросил елдыринец.

– Не беспокойся об этом, – ответил Чепухеня.

Собираясь на «Злачную террасу», Иннокентий надел свой лучший костюм. Администратора заранее предупредили, что к компании цензоров присоединится ещё один гость. Гоблинович был в восторге: на терассе слушали киберджаз и говорили об искусстве. Чепухеня встретил его и представил своим друзьям из отдела. Вскоре принесли выпивку – и беседа потекла ещё более оживлённо. «Нам пришлась по вкусу ваша «Муза», – признавались Гоблиновичу некоторые цензоры. – Но, увы, Шерези был непреклонен».

«Если вы все такие душевные, то кто же тогда голосовал против моей пьесы? – украдкой думал елдыринец. – Неужели только начальство?»

В тот вечер Иннокентий снова порядком напился.

– О, Бригелла, я вижу, ты тоже светский лев! – сказал Бабельянц, встречая его под утро.

Слова старика оказались пророческими. Вскоре Гоблинович стал «выходить в свет» гораздо чаще, чем раньше. Он познакомился со многими цензорами, и на каждой вечеринке его звали на новую. Чепухеня сопровождал его повсюду. Он постоянно обещал поговорить с Шерези-Шико. Иннокентий понимал, что вновь рискует попать в лапы Зелёного Змия, однако уже не мог остановиться. «Это всё только на время, – твердил себе Гоблинович. – Мне просто нужно понравиться тем, кто пропустит мою пьесу».

Теперь елдыринец пил каждый день, как это было когда-то на Кривоцице. Просыпаясь в обеденное время, он чувствовал невольный страх и вину за то, что вновь перебрал со спиртным. После этого он выпивал – и мир сразу делался дружелюбнее. Несколько раз Иннокентию звонил Гардиальд. Он спрашивал, не нужна ли помощь. Иннокентий отказывался: у него уже был тот, кто мог помочь ему стать драматургом. Днём Гоблинович писал рецензии на «Невест» и «Бруталов», а вечером шёл отдыхать с новыми друзьями.

Всё рассыпалось в один день – когда Чепухеня внезапно позвонил Гоблиновичу и сказал, что ничего не вышло: пьесу не пропустили во второй раз.

– Они точно перечитывали текст?! – воскликнул Иннокентий, срываясь на крик.

– Точно, друг, точно… Прости.

Чепухеня приехал к Иннокентию спустя пару часов. К этому времени Гоблинович был уже изрядно пьян.

– Что поделать, друг, что поделать, – успокаивал его Чепухеня. – Я, впрочем, тоже привёз нам выпивку…

Чепухеня находился рядом с Иннокентием на протяжении всего запоя – четверо суток по джоселинскому счёту, неделя по меркам Кривоцицы. Как настоящий друг, он покупал ему алкоголь, кормил деда и подзаряжал Коломбину. Сначала Иннокентий пил почти всё время. Потом, как это обычно бывало при каждом запое, он стал понемногу цепляться за обрывки реальности, и в его сознании начали проступать небольшие светлые островки. Гоблинович знал: в этот период можно выбраться из запоя, постепенно снижая дозу. Однако Чепухеня заботливо подливал ещё и ещё – пока, наконец, у Иннокентия не случился новый «штопор».

– Бригелла, ты как-то плохо выглядишь, – говорил Бабельянц. – Нельзя столько работать.

– Авыргща, – отвечал ему Иннокентий и впадал в беспамятство. Зелёные космические лоси гарцевали где-то за окном; Чепухеня, который ходил из комнаты в комнату, иногда превращался в героя сказки «Вий», а вселенная вокруг представляла собой один большой хаос, одну сплошную оргию безумных монстров. «Как же мне хреново!» – пытался объяснить им Гоблинович, но его постоянно отбрасывало куда-то назад, на потрёпанный диван в старокозлищенском доме…

Всё это продолжалось до тех пор, пока елдыринца не стало рвать собственной желчью. Находясь в пьяном бреду, он слышал, как в соседней комнате Чепухеня принялся кому-то звонить. Вскоре на пороге квартиры появились древние воины в странных доспехах. Во главе отряда стояла амазонка.

– Доктор, помогите! – бросился к ней Чепухеня.

«А этот гадёныш, похоже, всё и подстроил», – неожиданно пронеслось в голове у Гоблиновича. Это было последнее, что он подумал, прежде чем окончательно упасть в забытье.

Глава 30: Хельмимира и на работе и дома

Хельмимира всё чаще бывала в плохом настроении. «Вокруг одни предатели и идиоты!» – сокрушалась она, досадуя на подчинённых. А самым страшным было то, что её совсем перестал поддерживать Исаак.

Сначала всё было просто прекрасно. Сразу после победы над Харальдюфом Исаак и Хельмимира вместе помогали Её Величеству устанавливать новый порядок в империи. Спустя некоторое время Визулинда назначила Хельмимиру своим главным советником по вопросам культуры.