– О чем вы думали, когда летели к месту десантирования, перед тем как сделать шаг в ночную бездну, навстречу неизвестности?

– Когда летели, все молчали, многие сидели с закрытыми глазами. Спокойно было, только гул моторов. Страха не было. О чем я думал? Хотите честно? Когда на фронт в эшелоне ехали, с нами в теплушке находился командир батареи, армянин. Он оказался последней сволочью. Всю дорогу к фронту он донимал меня антисемитскими речами и анекдотами. В эшелоне что я мог ему сделать? Он офицер, да и народу вокруг порядочно. Когда я летел в самолете, я просил Бога, чтобы дал мне возможность до того момента, как я сам погибну, убить этого командира батареи.

Как я хотел его убить!.. Ответил вам предельно откровенно… Такая злоба во мне кипела!

А потом первый «зуммер». Все встали. Второй «зуммер», третий… И мы прыгнули…

– Я вижу, как вам тяжело говорить о десанте. Хотите, сделаем паузу?

– Нет, раз уж начали о десанте говорить, то продолжим. Надеюсь, сердце мое выдержит.

Сбросили нас почему-то с высоты около 1000 метров. Когда мы спускались на парашютах, с земли по нам огонь не вели. Упал я в какой-то овраг. Темень, хоть глаза выколи. Слышу неподалеку лай собак, значит, думаю, населенный пункт рядом. Натолкнулся на двух десантников с других самолетов. Смотрим друг на друга, ждем сигнала ракетниц. Прошло где-то полчаса. Появились в небе три ракеты. Через минуту такие же три ракеты слева от нас, потом справа от нас, а минут через пять со всех сторон в небо летели ракеты того же набора цветов, и нельзя было ничего понять – кто их выпускает и где место сбора. Говорю ребятам: «Надо подождать, уж больно все это подозрительно выглядит». Затаились, звуков стрельбы не было. В небе послышался гул самолетов. И тут началось!!! Сотни трассирующих трасс шли вверх. Стало светло как днем. Зенитки ухают. Над нашими головами разыгралась страшная трагедия… Не знаю, где найти и подобрать слова, чтобы рассказать, как это было… Мы видели весь этот кошмар. Трассеры зажигательных пуль прошивали парашюты, а парашюты все из капрона и перкали, вспыхивали моментально. В небе сразу появились десятки горящих факелов. Так погибали, не успев принять бой на земле, так сгорали в небе наши товарищи… Мы видели все… Как падали два подбитых «Дугласа», из которых еще не успели прыгнуть бойцы. Ребята сыпались из самолетов и падали камнем вниз, не имея возможности раскрыть парашют. В двухстах метрах от нас врезался в землю ЛИ-2. Мы бросились к самолету, но там живых не было. К нам прибилось в эту страшную ночь еще несколько чудом уцелевших десантников. Все пространство вокруг нас было в белых пятнах парашютов. И трупы, трупы, трупы: убитые, сгоревшие, разбившиеся десантники… А через час началась тотальная облава…

– Столько вопросов хотелось бы задать организаторам Днепровского десанта, но тех давно нет в живых. Почему разброс десантников был 90—100 км от Ржищева до Черкасс? Почему многие и многие десятки десантников были сброшены в Днепр и утонули в нем? Почему свыше ста десантников из 5-ВДБр были вообще десантированы на позиции советских войск? Кто из летчиков и штурманов ответил перед трибуналом за это? Ведь всем ведущим экипажам дали возможность пролететь пару раз «вхолостую» под видом бомбардировщиков над районом высадки за неделю до 24.9.1943. Почему выброска произведена в районе, куда только что прибыли три свежие немецкие дивизии из тыла? Куда смотрела разведка фронта? Немцы описывают в своих воспоминаниях, как десантники падали с неба в раскрытые люки немецких танков. Почему первые организованные группы десантников приступили к боевым действиям фактически через три недели со дня выброски? Что происходило с десантниками в течение этих трех недель? Почему первый сеанс радиосвязи с десантом состоялся только 7.10.1943? Почему солдатам не дали запасной маршрут сбора на случай неудачной высадки? И еще очень много других вопросов. Потери десанта вообще трактуются вольно, называют цифры от 400 выживших до 1500 человек вышедших к своим. Сколько выжило на самом деле?

– Такие же вопросы хотели бы задать участники десанта. Но кому их задавать сейчас? Историкам, архивистам? Да я думаю, и в официальных бумажках все подчистили еще в сорок третьем, чтобы ошибку командования «замазать». Простые десантники могут ответить лишь на малую часть ваших вопросов.

– Согласно официальным данным, было сброшено в тыл врага 3100 человек из вашей 3-й ВДБр и 1525 человек из 5-й ВДБр. И три группы сброшены в начале октября на связь с десантом, но судьба этих групп осталась неизвестна. Сколько участников десанта нашли после войны?

– У меня нет точных данных по 5-й ВДБр, но ей повезло чуть больше, чем нашей бригаде, ведь пятая бригада была высажена частично и многим из нее удалось пробиться в Каневские и Таганские леса и к партизанам, а 1-ю гв. ВДБр вообще не стали десантировать. Из нашей третьей бригады после войны нашли больше двухсот человек. На 1988 г. в живых из них оставалось уже гораздо меньше. Список прибывших на последнюю встречу ветеранов десанта я вам дам, но там тоже есть человек двадцать из 5-й бригады. Половина выживших из моей бригады прошла через немецкий плен. Одним словом, из 3-й ВДБр вернулся живым примерно каждый тринадцатый, из ушедших в десант. Точные данные были в музеях десанта в Черкассах и во Фрязино. Из моего противотанкового дивизиона выжило двое: Анкудинов и я, оба оказались в плену.

– Со дня вашей высадки до момента вашего пленения прошло чуть больше двух недель. Что происходило с вами на этом промежутке времени?

– Гоняли нас немцы по степи и постепенно истребляли. Облавы с собаками… Блокнот с кодами я закопал в землю уже на второй день. Сначала нас было трое, потом образовалась группа из 12 десантников. Первые четыре дня нам удавалось уходить от облавы, а потом наше везение кончилось. Три дня подряд мы пробивались с боем через сжимающееся кольцо преследователей, но получилось так, что нас зажали на узком участке. Вышли оврагами всего четверо. Наткнулись на группу комбата майора Жерносекова, примерно семьдесят человек. Через день нас немцы снова обложили со всех сторон. Казалось, уже все – хана. Кто-то из лежащих рядом со мной десантников крикнул: «Комбат застрелился!» После войны на ветеранскую встречу приехала жена Жерносекова. Я рассказал ей об этом бое. Она не хотела мне верить, говорила, что ее муж не мог застрелиться… Мы стояли с ней и плакали вместе… В том бою я уцелел. Мы снова прорвались, но в группе оставалось 14 человек. Среди нас один офицер, командир пулеметной роты, и опять мы прятались, опять отстреливались, опять прорывались к Днепру, но это все выглядело форменным самоубийством. Еды нет, воды нет, питались кукурузой и картошкой с полей, но костров разводить мы не могли. Боеприпасы брали у убитых. Нельзя было войти ни в одно село, везде нас ждали засады. Мы нигде не слышали звуков боя, похожего на прорыв с фронта в нашу сторону. Пойманных десантников немцы и власовцы-казаки вешали на телеграфных столбах вдоль дорог. На повешенных были таблички: «Привет комсомольцам от власовцев».

– Писатель Вадимов в своей художественной книге «Генерал и его армия» описывает, как власовцы пленили одного из десантников. Предложили ему остаться у них на десять дней, и если он захочет уйти к своим, то, мол, «скатертью дорога». Десантник через 10 дней был ими отпущен, вернулся, переплыв Днепр, к своим, и тут его злые особисты арестовали и так далее. Полный бред, по моему мнению.