часто оставляли без внимания этот предмет гардероба, стараясь выбрать универсальную обувь для всей одежды сразу: под турецкие джинсы, под джоггеры и летние шорты, многофункциональные тактические брюки или обычный камуфляж. Укрепить свой имидж, особенно когда находишься среди людей в униформе, можно было только за счёт обуви, считал Муса. Там, где ношение шорт — действие запретное, совокупность умений, таких как: ходить вне дорог, бежать по неровному естественному рельефу, преодолевать препятствия, взбираться на высоту, в конце концов хорошенько ударить противника ногой, считались навыками полезными и выбор правильной обуви был очевидным, в то же время являясь важнейшей составляющей выживания и имиджа. Большинство бойцов местечковых отрядов носили обувь гражданскую, в силу того, что военной обуви просто не было, но при удобном случае приобретали военную или специальную. Она неплохо служила им, была износостойкой, защищала ноги от травм, а самое главное выдавалась бесплатно в качестве гумпомощи. Но что — либо бесплатное Аллагову было не по сердцу; во — первых, это считалось подачкой, эдаким сыром в мышеловке; а во — вторых, ему нравилась обувь практичная, к примеру, треккинговые ботинки — специальный тип обуви в основном предназначенный для туристических походов по горной местности, но нередко использовался и в других областях — для охоты и рыбалки, при тушении лесных пожаров и для войны. Такая обувь была наделена достоинствами военной, но имела и некоторые качества, отдельные эстетические свойства, относящиеся к её информационной выразительности, рациональности формы и целостности, совершенству исполнения и стабильности товарного вида. Такую обувь носил один русский, которого Муса сегодня совершенно неумышленно привёл братьям в пример, а когда поравнявшись с торговцами, заметил на ногах одного из них отличный вариант подобной обуви, едва сдержал изумление дважды вспомнив человека и его ботинки «Ампато», ещё не зная, что Егор Бис вторые сутки считался пропавшим без вести.

Муса остановился вблизи старух, уважительно поприветствовал их, зачерпнул ловким движением щепоть семян, не задев ни картонки с ценой, ни стоявший как трон в центре холщового мешка стакан семечек, и отправил её в свой рот.

При близком знакомстве старухи показались Аллагову на одно лицо, но почти сразу обнаружились и некоторые отличия. Всё — таки, одна была старше, а другая — тоньше. Но и общего у них оказалось немало. Сморщенные шеи, тонкие губы, взбитые седые волосы. Они тоже уважительно приветствовали Мусу, поскольку были из того поколения, которое не разделяло людей по национальному признаку, любило армию и кое — что знало о ней, ведь Аллагов был облачён в камуфлированные брюки, а на боку имелся пистолет. Вероятно, их мужьям или братьям, а может, сыновьям довелось носить военную форму. Армия победившая фашизм в священной войне всё ещё являлась историческим наследием огромной многонациональной страны. Наконец обернувшись, Аллагов бросил цепкий взгляд на торгашей в грязной униформе и на товар, который нельзя было разглядеть под грубой материей.

— Чем торгуем? — спросил Аллагов, приблизившись к людям в камуфляже, зачерпнув из мешка ещё одну пригоршню семян.

— Ничем полезным, — сказал Шлыков, — чепухой всякой.

Муса повернулся к женщине и попросил продать стакан.

— Чепухой? — переспросил он, бросив цепкий взгляд на ботинки Штыка. — Покажи, заценю, вдруг пригодиться? Деньги есть, если что.

— Ты из ментов? — спросил Шлыков, сверля незнакомца злыми глазами.

— Нет. Из другой запрещённой в РФ организации.

— Из какой?

— Не важно. Уверен, скажи я тебе, ты бы расхотел это знать, — Муса раздавил семечку, пропустил скорлупу между пальцев и отправил ядро в рот.

— Тебе это точно не нужно, — сказал Шлыков.

— Эй, покажи уже!

Помедлив, Шлыков наконец откинул край мешковины, оголив часть одного из протезов.

— Откуда у тебя это? — спросил Муса.

— От верблюда!

Аллагов присмотрелся к протезам и продавцам.

— А хозяин где? — отправил он очередную семечку в рот.

— В Караганде, — жёстко ответил Штык. — Берёшь — бери, — запахнул он товар, — а нет — отвали!

— Зачем так говоришь? Сколько стоит? — сплюнул Аллагов кожуру на землю, заметно злясь.

— Миллион.

— Эй, нет. Миллион он в магазине стоит, новый. — Аллагов откинул покрывало целиком и увидел кроме протеза ноги ещё искусственную руку. — За двести тысяч оба возьму. Это хорошие деньги. Соглашайся.

— Пятьсот!

— Двести. Больше тебе никто не даст здесь.

Шлыков замер в замешательстве, тяжело раздумывая. Конечно, ему хотелось продать протезы подороже, но и поскорей от них избавиться ему хотелось не меньше. В уме появились сомнения: будут ли другие желающие? Товар ведь был специфическим. Шлыков понимающе кивнул и ничего не сказал.

— Идём, деньги в машине, — мотнул Муса головой и направился к дороге.

Ополченцы переглянулись. Шлыков сграбастал протезы и ринулся вслед за чеченцем, за ним поспешил и Суслов.

По пути к машине Аллагов за минуту побывал в трёх разных «измерениях»: недоумении, прозрении и ненависти. За эту минуту его бросило в холод, обожгло кипятком и пробил озноб. Двери машины распахнулись и из машины вышли трое. Шлыков вдруг решил, что он где — то допустил ошибку, но его ноги продолжали идти вперёд не в силах остановиться. Не подав вида, Аллагов развернулся и нанёс в лицо Шлыкову удар такой силы, от которого Штык, будто клинок, вонзился головой в землю, раскинув руки по сторонам. Минуту лежал неподвижно распахнутый как книга, потом закашлялся, перевалился на бок и сплюнул на землю, пустив на асфальт вязкую нитку кровавых слюней. Шудди, не раздумывая, ударил второго, который в момент удара зажмурил глаза, казалось, потеряв сознание ещё до прикосновения.

Чеченцы всегда были крайне проницательны. Подмечать, угадывать желания и помыслы людей для них не было магией или даром богов, это было результатом развития личности, позволяющий видеть реальную картину и скрытые мотивы и прогнозировать дальнейший ход событий в зависимости от множества факторов. В принципе строгие, умные и рассудительные люди встречались среди различных этнических групп, населяющих Кавказ. Каких — то сильных отличий не существовало. И всё же наиболее яркими представителями народов Северного Кавказа считались чеченцы. Стало ли это возможным в силу произошедших на Кавказе двух чеченских войн или нет — вопросом являлось риторическим и по — прежнему животрепещущим. Но так случилось, что восприятие собственной жизни каждого из них проходило сквозь призму отождествления себя органической частью родовой общины, коллектива, тэйпа, что давало ощущение мощной поддержки и взаимовыручки, и вместе с тем гиперчувствительности действий и поступков.

— Шудди, Аслан, грузим этих в багажник! Свяжите им руки. Иса, подбери свёрток! — приказал Аллагов. — Едем. По пути всё объясню!

Машина взвизгнула тормозами и сорвалась с места, Ас разбитым лицом налетел на острое колено Штыка в просторном девятисотлитровом багажнике внедорожника и отключился,