Марк отдал ему тарелку с пончиками, а вторую дал Кирану, который повел Тавви из комнаты, с видом человека, который уже привык к окружавшей его большой семье.

— Как бы я хотела, чтобы у меня сейчас был фотоаппарат, — сказала Кристина после того, как они ушли. — Фотография надменного принца Фейри, несущего тарелку с ужасными бутербродами с пончиками, была бы вполне стоящим сувениром.

— Мои бутерброды не ужасны. — Марк слегка откинулся на кухонную стойку. В синих джинсах и в футболке он выглядел совершенно по-человечески, если не обращать внимания на его заостренные уши. — Ты действительно беспокоишься о нем, не так ли?

— О Киране? — Кристина почувствовала, что ее пульс учащается из-за нервов и близости к Марку. На протяжении нескольких дней они говорили лишь о поверхностных вещах. Их близость и обсуждение настоящих чувств заставляло ее сердце биться чаще.

— Да. Я… я имею в виду, что ты ведь это знаешь, не так ли? — Она почувствовала, что краснеет. — Ты видел, как мы целовались.

— Я видел, — сказал Марк. — Я не знал, что это значит для тебя или же для Кирана. — Он выглядел задумчивым. — Фейри легко увлечься. Я хотел заверить тебя в том, что я не злился и не ревновал. И это действительно так, Кристина.

— Хорошо, — неловко сказала она. — Спасибо.

Но что же значит тот факт, что он не разозлился и не ревновал? Если бы то, что случилось с ней и Кираном в Стране Фейри, произошло среди Сумеречных Охотников, то она бы сочла это как объяснение в любви. И беспокоилась бы о том, что Марк расстроился. Но это не произошло, так ведь? Для Кирана же это могло означать что-то не более рукопожатия.

Она провела рукой по гладкой поверхности стойки. Она не могла не вспомнить разговор, который когда-то произошел между ней и Марком, здесь, в Институте. Это было так давно. Она ясно вспомнила его сейчас, словно сон:

Тогда во взгляде Марка не было ничего из того, что есть в нем сейчас. — Я имел в виду, что ты красивая. Я желаю тебя, и Киран не возражает…

— Ты желаешь меня?

— Да, — просто сказал Марк, и Кристина отвела взгляд, внезапно осознав, насколько близко к ней находилось его тело. По форме его плеч под пиджаком. Он был прекрасен, как прекрасны лишь фейри: своего рода неземной, словно ртуть или лунный свет на воде. Он не смотрелся довольно осязаемым, но она видела, как он целует Кирана, и знала больше. — Ты не хочешь быть желанной?

Прежде, в другое время, Кристина бы покраснела.

— Это не тот комплимент, которым наслаждаются смертные женщины.

— Но почему нет? — спросил Марк.

— Потому что это звучит так, словно я вещь, которую ты хочешь использовать. И когда ты говоришь, что Киран не против, то ты говоришь это так, словно он не против, потому что я не имею значения.

— Это очень по-человечески, — сказал он. — Завидовать телу, но не сердцу.

— Видишь ли, я не хочу тела без сердца, — сказала она.

Тела без сердца.

Теперь же она могла иметь их обоих: и Марка, и Кирана, как и предлагал Марк когда-то давным-давно… она могла целовать их, быть с ними, а затем попрощаться с ними, когда они покинут ее, потому что именно это они это сделают в итоге.

— Кристина, — сказал Марк. — С тобой все в порядке? Ты кажешься… грустной. Надеюсь, я успокоил тебя. — Он слегка коснулся ее лица, проведя пальцами по ее скуле.

Я не хочу говорить об этом, подумала Кристина. Они провели три дня, не разговаривая ни о чем важном, кроме Эммы и Джулиана. На протяжении этих трех дней их мир существовал в хрупком покое, словно слишком много разговоров о суровой реальности мог все разрушить.

— У нас нет времени, чтобы говорить сейчас об этом, — сказала она. — Может позже…

— Тогда позволь мне сказать тебе одну вещь. — Сказал спокойно Марк. — Я долго разрывался между двумя мирами. Я полагал, что был Сумеречным Охотником и твердил себе, что не могу быть кем-то иным. Но я понял, что мои отношения с Фейри гораздо сильнее, чем я думал. Я не могу оставить половину своей крови, половину своего сердца в любом из миров. Я мечтаю о возможности иметь оба этих мира, но я знаю, что этому не бывать.

Кристина отвернулась, чтобы не видеть его лица. Она знала, что Марк выберет Фейри. Марк выбрал бы Кирана. У них была своя история и великая любовь в прошлом. Они оба были фейри, и, хотя она изучала Страну Фейри и всем сердцем тосковала по ней, это было не одно и тоже. Они будут вместе, потому что они были вместе, потому что вместе они были прекрасны, и ей будет больно, когда она потеряет их обоих.

Но это был путь смертных, которые любили Дивный Народец. Они всегда платили высокую цену.

* * *

Как оказалось, Эмма обнаружила, что на самом деле совершенно невозможно не влюбиться в бутерброд-пончик. Даже если у нее когда-то в результате все слипнется. Она все равно съела их три штуки.

Марк заботливо разложил их на тарелки, которые стояли посреди одного из больших библиотечных столов… что-то в желании услужить этим жестом затронуло сердце Эммы.

Все остальные сидели вокруг длинного стола, включая Кирана, который тихо сидел рядом с Марком с отсутствующим лицом. Он был одет в простую черную рубашку и льняные штаны. Он выглядел не так, как в прошлый раз, когда Эмма видела его при Неблагом Дворе, покрытом грязью и кровью с искаженным от ярости лицом.

Магнус тоже выглядел иначе, чем в последний раз, когда она видела его. Но не в хорошем смысле. Он спустился в библиотеку, тяжело опираясь на Алека, его лицо было серым и напряженным, резко искаженным от боли. Он лежал на длинном диване у стола, с накинутым на плечи одеялом. Несмотря на одеяло и теплую погоду, он часто дрожал. Каждый раз, когда он это делал, Алек наклонялся к нему и откидывал назад его волосы или же поправлял ему одеяло.

И каждый раз, когда Алек делал это, Джейс, который сидел за столом рядом с Клэри, напрягался, а его руки сжимались в кулаки. Эмма знала, что именно это и значит быть парабатаем. Чувствовать чужую боль так, будто она твоя.

Магнус все время лежал с закрытыми глазами, пока Эмма рассказывала историю Туле. Джулиан тихо вмешивался, когда она забывала указать некоторые подробности или вносил ясность там, где он считал необходимым. Однако он не подталкивал ее в самые трудные моменты: когда ей приходилось рассказывать о том, как умерли Алек и Магнус, или о последней схватке Изабель с Мечом Смерти в руках. О смерти Клэри от рук Лилит.

А также о Джейсе. Его глаза недоверчиво расширились, когда Эмма рассказывала о Джейсе, жившем в Туле, который был столь долго связан с Себастьяном, что никогда уже не был свободным. Эмма видела, как Клэри потянулась и крепко сжала его руку, в ее глазах стояли слезы, когда они описывали ее собственную смерть.

Но самое худшее, конечно же, было рассказывать о Ливви. Потому что, в то время как другие истории были наполнены ужасами, знание о Ливви в Туле напомнило им, что в этом мире случилась ужасная история, которую они не могли ни изменить, ни обернуть вспять.