Ситуация в Советском Союзе была прямо противоположной. Накануне Первой мировой войны Российская империя находилась на стадии стремительной экономической модернизации, однако темпы и характер этих преобразований тормозились в значительной мере из-за подавляющей доли аграрного сектора, в котором 80 % сельского населения добывали средства к существованию за счет земледелия, животноводства или сельских ремесел. К 1913 году промышленное производство выросло в десять раз по сравнению с 1860 годом и по объему валового продукта Россия вышла на пятое место в мире. Эти успехи были во многом достигнуты благодаря государственным заказам, особенно в связи со значительным увеличением вооруженных сил и большой ролью государства в управлении и патронаже над экономикой. Многочисленное бизнес-сообщество подразделялось на небольшой класс местных торговцев и предпринимателей и значительное число иностранных менеджеров и бизнесменов, пришедших в страну вслед за огромными инвестициями из-за рубежа. Тяжелая промышленность была развита очень широко, здесь предприятия объединялись в торговые синдикаты и регулировались напрямую государством. Потребительском сектор, где доминировал частный бизнес, строился и функционировал по рыночным законам, но большая его часть была технически отсталой, носила региональный характер и была незначительной по масштабам12.

После Октябрьской революции молодое коммунистическое государство взяло в свои руки всю тяжелую промышленность, банковский сектор и железные дороги; большевики надеялись сделать землю и мелкую торговлю частью системы общественной собственности, однако фактический коллапс потребительского рынка и голод 1921 года убедили ленинское правительство отказаться от этих намерений и в результате начала Новой экономической политики почти 80 % мелкого производства и 99 % сельско-хозяйского хозяйства перешли в частные руки13. К 1927 году объем промышленного производства и инвестиций достиг примерно уровня царских времен или 1913 года, но безработица среди промышленных рабочих держалась на уровне одного миллиона человек, тогда как крестьяне, мелкие торговцы и средний класс (так называемые нэпманы) укрепляли процветающую и в основном частную коммерческую экономику. Именно неспособность индустриального сектора развиваться более высокими темпами и очевидный факт того, что НЭП порождает новую форму быстро растущего мелкособственнического капитализма, подтолкнули власти на принятие плана ускоренной индустриализации страны под эгидой государства. В 1927–1928 годах советский режим предпринял под давлением Сталина вторую попытку создать истинно социалистическую экономику. В соответствии с первым пятилетним планом частная собственность на землю и частная торговля были уничтожены, вместо них возобладали общественная собственность на землю, коллективное сельское хозяйство и государственная торговля. К 1937 году в государственном секторе находились 93 % крестьянских хозяйств и две трети всех мелких производств14. Все отрасли тяжелой промышленности, которую Ленин всегда считал приоритетной в деле обеспечения устойчивого роста социалистической экономики, развивались стремительно. В то время, когда Германия задыхалась в тисках самого острого в ее истории экономического кризиса, советская экономика расширяла свое производство, обеспечивала занятость населения и наращивала инвестиции с захватывающей дух скоростью. К началу 1932 года число занятых в тяжелой промышленности выросло в два раза по сравнению с 1928 годом, тогда как ежегодный прирост промышленного производства составлял немногим более 10 %15. На короткий период советская экономика почти догнала германскую: в 1933 году германская сталеплавильная отрасль произвела 7,5 миллиона тонн стали, а Совесткая – около 6 миллионов16.

Диктатуры преобразили историю обеих экономик. Несмотря на то что они продолжали оставаться на разных уровнях развития, этот разрыв в течение 1930-х годов стремительно сокращался. Различия между системами – «социалистической» и «капиталистической» – также сужались, хотя и не исчезли полностью. Обе системы стали разновидностями централизованной административной экономики, подверженной принудительному управлению со стороны государственных органов, в рамках которой движущей силой экономического развития были не рыночные механизмы, а целенаправленная политика режима. Обе командные экономики сталкивались со сходными проблемами и применяли одинаковые экономические методы их решения. Стремительное возрождение экономики в Германии после ее резкого спада и ускоренный промышленный рост в СССР способствовали возникновению «мобилизационных экономик», в рамках которых государственные усилия фокусировались на достижении исключительных темпов роста и на реструктуризации экономики, совершенно другими методами по сравнению с теми, что требовали условия рынка. В то время как развитые страны боролись за преодоление спада, с 1933 по 1938 год валовый национальный продукт Германии вырос в реальном исчислении более чем на 70 %.

Советская экономика, по самым последним данным, выросла с 1933 по 1937 год по крайней мере на 70 %17.

В обоих случаях этот рост был достигнут в условиях относительной экономической изоляции, в то время как остальная часть мировой экономики металась в поисках выхода из кризиса 1930-х годов. За период с 1928 по 1937 год внешняя торговля в Советском Союзе и Германии упала на две трети; иностранные инвестиции, увеличивавшиеся в 1920-х годах, не играли какой-либо роли в росте экономик в 1930-1940-х годах. Изоляция между тем не была совершенно непреднамеренной. У каждой из двух диктатур были собственные практические и идеологические мотивы стремиться к «автаркии», или полной самообеспеченности. Важнейшим из таких мотивов было предположение о том, что на случай любой будущей «тотальной» войны диктатурам придется скорее всего полагаться только на собственные ресурсы. Этим объясняется одна из общих черт двух экономик: в течение 1930-х годов на структуру и развитие экономик сильнейшее влияние оказывал тот факт, что приоритет отдавался вопросам обороны и расширению инфраструктуры за счет социальных сфер экономики и уровня жизни населения. Политика автаркии и перевооружения не были особенностью только Германии и Советского Союза, однако эти две страны отличало стремление государства нарушить баланс экономических приоритетов в пользу целей, которые были главным образом политическими и военными, а не экономическими. Подобное развитие событий стало возможным в двух диктатурах только потому, что мобилизация экономик для решения общенациональных задач происходила под мощнейшим влиянием собственных взглядов диктаторов, касающихся основополагающих целей развития и функционирования экономик.

Оба, и Сталин и Гитлер, были противниками капитализма. Ни тому ни другому не были близки идеи неограниченного экономического индивидуализма, свободного рынка и мотивы прибыли, определяющие лицо современной капиталистической системы. Оба, исходя из своих соображений выгоды, признавали необходимость вытеснения либерализма или «буржуазной» экономики новым экономическим порядком. В 1920-х годах для того, чтобы понять, что капитализм ведет к классовым конфликтам, экономическому эгоизму и регулярно повторяющимся кризисам, не обязательно нужно было быть марксистом. Сталин, конечно же, был марксистом: либеральный экономический порядок был обречен на вымирание из-за своих фундаментальных противоречий. «Для того чтобы уничтожить кризис, – говорил он на XVI съезде партии, незадолго до начала нападок на огромный российский частный сектор, – необходимо уничтожить капитализм»18. По мнению Гитлера, капитализм нес ответственность за то, что держал нацию в заложниках космополитических интересов, паразитарного класса «рантье». «Экономическая система в наши дни, – говорил он одному из партийных лидеров в 1934 году, – это изобретение евреев». Он рекомендовал «радикально уничтожить… весь неограниченный экономический либерализм». «Капитализм, – объяснял он Муссолини десять лет спустя, – исчерпал себя»19.