Брэшен криво усмехнулся:

– Лоску, значит? По мне, так у Эйсына и так хватает того лоску, что нужен настоящему торговцу. Но я не в обиде.

– Я был бы благодарен, если бы ваш парнишка присмотрел за нашим. Он мог бы научить его морским делам точно так же, как сам многому научился у Кеннитссона. Пусть покажет ему весь корабль, от клотика до киля. Я понимаю, что Кеннитссону придется хлебнуть лиха, прежде чем он освоится. Он никогда не жил на борту. Никогда не… – Соркор покачал своей большой головой. – Это я недоглядел, – сказал он хрипло.

– Я преподам ему нашу науку, – понизив голос, сказал Брэшен. – Ему придется научиться гибкости, но ломать его я не стану. И первое, что ему предстоит усвоить, – это умение выполнять команды. – Он прочистил горло и бросил на старого пирата извиняющийся взгляд. – Стисни зубы и не вмешивайся, Соркор. – И вдруг гаркнул на весь корабль: – Кеннитссон! Твой багаж на борту! Ступай и убери его! Эйсын, покажи парню его гамак и помоги устроиться!

Эйсын примчался, заранее улыбаясь, но его усмешка померкла, когда он увидел, как выгружают обратно в лодку сундук. Барла пожала плечами и спустилась вслед за багажом. Вскоре на борт поднялась одна из наших новых матросов; через плечо у нее был перекинут мешок с вещами. Она поставила его на палубу, как раз когда подошел Кеннитссон. Он не мешкал, однако и не торопился.

Принц взглянул на Брэшена, приподняв бровь.

– Мой гамак? – переспросил он с ироничной улыбкой, явно уверенный, что капитан оговорился.

– Рядом с моим! – встрял Эйсын. – Хватай кису, и пошли вниз.

Уловил ли Кеннитссон намек на лице друга?

– Вниз? – повторил принц, и брови его взлетели еще выше.

Он требовательно посмотрел на Соркора, ожидая, что тот вмешается.

По лицу старого пирата было видно, как нелегко ему это дается, однако он сказал без тени вызова:

– Счастливого плавания, капитан Трелл. Спокойного моря и попутного ветра.

– Боюсь, нам не приходится надеяться ни на то, ни на другое, отправляясь на юго-восток в это время года, но спасибо за пожелание. Передавай мой низкий поклон королеве Этте. Хотел бы я еще раз поблагодарить ее за то, что она помогла нам собраться в плавание и передать грузы и деньги нашим торговым партнерам.

– Уверен, она знает, как ты ей благодарен.

Я видел, как Соркору не хочется уходить. Кеннитссон стоял у него за спиной, и на лице принца постепенно проступало негодование, – казалось, он не верил своим глазам и ушам. Эйсын подхватил его кису.

– Где мои сундуки? – возмущенно поинтересовался Кеннитссон. – И где мой паж?

– Твоя матросская киса вон, у Треллвестрита. Я лично положил туда все, что тебе понадобится в плавании.

Соркор повернулся и медленно пошел туда, где за бортом покачивалась его плоскодонка. Из-за фальшборта высунулась было Барла, но старик махнул ей, чтобы спускалась обратно в лодку. Девочка с озадаченным видом повиновалась. Соркор перекинул ногу через фальшборт:

– Не посрами память о своем отце. Стань мужчиной.

Кеннитссон свирепо уставился на него, щеки побагровели.

– Я уже мужчина! – взревел он вслед Соркору.

Брэшен заговорил ровным тоном:

– Эйсын, поставь кису.

Тот подчинился, и капитан повернулся к пиратскому принцу:

– Матрос, ты способен управиться с собственной кисой? Если нужно, я могу попросить принца Фитца Чивэла помочь тебе.

Его голос звучал абсолютно бесстрастно. Перед нами был капитан, испытывающий на прочность нового члена команды.

Я наблюдал за ними, как за участниками кукольного представления, прислонившись к фальшборту неподалеку. Услышав свое имя, я с готовностью выпрямился и подошел. Правда, было не очень понятно, зачем тут моя помощь: киса не выглядела слишком большой или тяжелой. Но я обещал делать все, что от меня потребуется в этом плавании, и был намерен держать слово.

– С дороги! Сам справлюсь! – прорычал Кеннитссон.

Капитан Трелл чуть дернул головой, и я послушно отошел. Кеннитссон был достаточно крепок, чтобы нести свою поклажу, но применял силу с избыточностью, свойственной избалованным мальчишкам. Напомнив себе, что этот парень – не моя забота, я отправился в каюту Янтарь.

Там, скрестив ноги и положив на колени одну из тетрадей Би, сидел Шут.

– А я подумал, может, ты все-таки отправился в Делипай с остальными.

– Любоваться видами? – отозвался он, указав на свои невидящие глаза.

Я сел рядом с ним, пригнув голову, чтобы не удариться о верхнюю койку.

– Я надеялся, зрение уже отчасти вернулось к тебе. Ты же смотришь в тетрадь.

– Я ощупываю тетрадь, Фитц, – сказал он со вздохом и протянул листы мне.

Сердце мое тревожно встрепенулось: это был не дневник сновидений, а другой, тот, куда Би писала о нашей жизни. И открыт он был на странице, которую я Шуту не читал. А вдруг он догадался? Я бережно закрыл тетрадь, завернул ее в свою рубашку, куда заворачивал всегда, и убрал в потрепанный мешок. Я боялся, что Шут мог случайно найти в моих вещах Серебро.

Но сказал только:

– Надо бы поосторожнее с моим мешком. Там лежит подарок Рэйна, огневой кирпич. Нельзя, чтобы он опрокинулся.

Аккуратно спрятав вещи под койку, я сообщил:

– Кеннитссон уже на борту. С ближайшим отливом отплываем.

– А Лант, Пер и Спарк уже вернулись?

– Они еще успеют. Ланту надо отправить с голубиной почтой несколько писем. Пер попросил помочь ему передать весточку его матери, а Спарк хотела написать Чейду.

– Значит, сегодня мы наконец снова тронемся в путь. – Он глубоко вздохнул, и в этом вздохе чувствовалась тревога. – Но до цели еще так далеко, а каждая минута в пути – лишняя минута в плену для Би. И каждую минуту она может умереть.

При этих словах во мне всколыхнулся страх. Я подавил его и запретил себе бояться. Ожесточил свое сердце и убил в себе надежду. И попытался поделиться этим средством от тревоги с Шутом:

– Шут, я знаю, что ты веришь в это, что тебе снятся сны… Но стоит мне размечтаться, допустить, что мы идем в Клеррес не для того, чтобы убить врагов, а чтобы спасти Би, я перестаю быть собранным и решительным убийцей. А холодная решимость отомстить – это все, что у меня осталось.

Его лицо вытянулось от тревоги.

– Но, Фитц, она жива! Мои сны со всей определенностью говорят об этом! Как жаль, что я не могу их тебе рассказать!

– Так тебе уже не один раз снилось, что Би жива? – спросил я неохотно. Не было уже никаких сил слушать, как он выдает желаемое за правду.

– Да, не раз, – ответил Шут. И добавил, чуть склонив голову к плечу: – Хотя, возможно, один лишь я могу так истолковать эти сны. Не столько увиденное во снах, сколько ощущения, которыми эти сны полнятся, убеждают меня, что это все о ней. – Он помолчал, погрузившись в задумчивость. – А что, если я могу поделиться с тобой этими снами? Если ты коснешься меня, но думать будешь не об исцелении, а о том, чтобы заглянуть в них?