—Могу тебя спросить о том же.

Его глаза расширились.

—Ты могла упасть и умереть!

—Могу сказать то же самое,— я улыбнулась, но слабо.

Его взгляд был диким, словно его довели уже до того состояния, когда он не мог поддерживать аккуратный фасад апатии, как обычно на публике.

Меня это не пугало. Все равно он мне больше нравился настоящий.

—Ты хоть подумала, что если ты упадешь и умрешь, то могу умереть и я?— Он наклонился ко мне — и у меня екнуло сердце.

—Опять же,— тихо ответила я, положив руки на его твердую грудь, прямо над сердцем.— Могу сказать то же самое.

Даже если смерть Ксейдена не убила бы Сгаэль, я сомневалась, что пережила бы это сама.

Поднялись тени — темнее окружающей нас ночи.

—Ты забываешь, Вайоленс, что я управляю тенями. Мне здесь не страшнее, чем во дворе. А ты собираешься спасать себя в падении молнией?

Ладно. Это логично.

—Я… пожалуй, об этом я не подумала,— призналась я.

Мне хотелось быть ближе к нему — вот я и приблизилась, и плевать на парапет.

—Ты правда меня погубишь.— Его пальцы сжались на моей талии.— Возвращайся.

Это не отказ — только не с таким взглядом. Весь прошлый месяц — проклятье, даже дольше — мы эмоционально фехтовали, и кому-то из нас уже пора подставить яремную артерию. Я наконец ему доверяла и знала, что он не нанесет смертельный удар.

—Только с тобой. Хочу быть везде, где и ты,— и я говорила искреннее.

Все остальные — все остальное в мире пусть хоть пропадут пропадом, а мне будет плевать, если я с ним.

—Вайоленс…

—Я знаю, почему ты сказал, что не видишь для нас будущего.— Мое сердце билось, словно хотело вырваться из груди и улететь, когда я наконец это сказала.

—Правда?— Ну конечно, он не стал бы упрощать разговор.

Я даже сомневалась, что он понимает, что такое «просто».

—Ты меня хочешь,— сказала я, глядя ему прямо в глаза.— И нет, я не только о постели. Ты. Хочешь. Меня, Ксейден Риорсон. Ты об этом не говоришь, зато показываешь. Показываешь каждый раз, когда решаешься мне довериться, каждый раз, когда не отводишь взгляда от моих глаз. Показываешь каждой тренировкой, для которой тебе приходится выкраивать время, и каждым летным уроком, отрывающим тебя от учебы. Показываешь, когда отказываешься до меня дотронуться из-за сомнений, правда ли я тебя хочу. А потом показываешь снова, когда находишь время нарвать фиалок перед важным собранием, чтобы я не страдала от одиночества с утра. Показываешь миллионом способов. Пожалуйста, даже не отрицай.

Его челюсть напряглась, но он не отрицал.

—Ты думаешь, что у нас нет будущего, потому что боишься, вдруг мне не понравишься ты настоящий, скрывающийся за всеми твоими внутренними стенами. И мне тоже страшно. Я это признаю. Ты выпускаешься. Я — нет. Через считаные недели тебя не будет, и мы, наверное, обречены. Но если мы позволим страху убить то, что между нами, мы этого и не заслуживаем.— Я обхватила его затылок ладонью.— Я тебе говорила, что это мне решать, рисковать сердцем или нет,— и я решила рискнуть.

Его взгляд — с той же смесью надежды и опасений, что переполняли меня,— словно давал мне новую жизнь.

—Ты не понимаешь, что говоришь,— он покачал головой.

И пожалуйста — тут же высосал жизнь обратно.

—Понимаю.

—Если это из-за Имоджен…

—Нет,— я тоже покачала головой — ветер подхватывал и трепал локоны, на которые Квинн потратила столько времени.— Я знаю, что у тебя больше никого нет. Я бы не вышла на парапет посреди ночи, если бы думала, что ты мне изменяешь.

Он нахмурился и прижал меня к теплу своего тела.

—Тогда с чего ты это вообще взяла? Должен признать, меня это выбесило. Я не давал ни одной причины думать, будто я сплю с кем-то еще.

Значит, он спит только со мной.

—Это все мои комплексы и то, как она смотрела, когда вы сГарриком спарринговали. Может, ты к ней ничего не чувствуешь, зато она к тебе — еще как. Я знаю этот взгляд. Точно так же на тебя смотрю я.

От стыда загорелись щеки. Я могла бы сменить тему или уйти от ответа, но нашим отношениям — если их можно так назвать — не пойдет на пользу, если я буду скрывать свои чувства, пусть даже покажусь из-за их нелогичности уязвимой.

—Ты ревнуешь.— Он подавил улыбку.

—Может быть,— призналась я, но решила, что это неполноценный ответ.— Ладно. Да. Она сильная, жесткая, в ней есть та же безжалостность, что и в тебе. Мне всегда казалось, что она подходит тебе больше.

—Очень знакомое чувство.— Он покачал головой.— Ты тоже сильная, жесткая, в тебе тоже есть безжалостность. Не говоря уже о том, что ты самый умный человек, какого я встречал. Твой ум охренительно сексуальный. Мы сИмоджен просто друзья. Поверь, она на меня не смотрела, а если и смотрела…— Он помолчал, положил руку мне на затылок, поддерживая, противостоя порывам ветра.— Помогите мне боги, я смотрю только на тебя.

Надежда пьянила сильнее, чем любая выпивка на приеме.

—Она на тебя не смотрела?

—Нет. Вспомни, что ты сейчас сказала, но убери из уравнения меня.— Он поднял брови, ожидая, когда я приду к правильному выводу.

—Но на мате…— У меня округлились глаза.— Ей нравится Гаррик.

—Схватываешь на лету.

—Да. Ты больше не будешь меня отталкивать?

Он отстранился, заглянул мне в глаза в лунном сиянии, затем посмотрел через плечо.

—А ты больше не будешь рисковать здоровьем, чтобы что-то доказать?

—Наверное, буду.

Он вздохнул:

—Есть только ты, Вайоленс. Это тебе было нужно услышать?

Я кивнула.

—Даже когда я не с тобой, есть только ты. В следующий раз просто спроси. Раньше тебе было несложно говорить со мной откровенно.— Вокруг задувал ветер, ноКсейден стоял прочно, как сам парапет.— Насколько я помню, ты даже метала мне в голову ножи, что мне нравится намного больше, чем смотреть, как ты сама себя заживо поедаешь. Если мы все-таки решимся, нужно доверять друг другу.

—И ты хочешь решиться?— Я затаила дыхание.

Он издал вздох, долгий и тяжелый, и наконец признал:

—Да.— Его рука скользнула вверх, погладила мою щеку.— Не могу ничего обещать, Вайоленс. Но я устал с этим бороться.

—Да.— Никогда еще одно слово не значило для меня так много. Затем я моргнула, вспомнив, что он говорил о ревности.— Что ты имел в виду, когда сказал, что тебе очень знакома ревность?

Его рука на моей талии прижала меня крепче, а сам он отвернулся.

—О нет, если я должна тебе доверять и говорить, что думаю, то и от тебя я жду того же.