– Вы что-то очень веселитесь, друзья мои, – включился в разговор Пал Палыч. – На серьезное ведь дело идем. Концентрация нужна.

«А контрацепция – нет», – хотела сказать Александра, но передумала.

– А я вот фотоаппарат зарядить забыла, – снова промямлила Норка. – Как я без него?

– Все, – решительно прервал разговоры Онуфриенко. – Палыч прав. Молчим и концентрируемся, – ускорив шаг, он обогнал Марину и, подойдя к шлагбауму, вынул из сумки лист бумаги, исписанный арабской вязью. Сонные охранники долго крутили бумагу в руках, потом внимательно вчитывались в содержание, несколько раз прерываясь на то, чтобы пообсуждать прочитанное и пожестикулировать, потом куда-то звонили и читали бумагу вслух по телефону, потом смотрели со значением, но все же пропустили бесплатно, выделив сопровождающего.

Быстрым шагом двинулись вперед.

– Вон там, – Онуфриенко указал на склон справа, – наши египтологи ведут раскопки. Много новых захоронений нашли. Не царских, конечно, но все равно – важных. На обратном пути можем зайти к Элеоноре. Там же в гробнице и чаю выпьем.

Прошли мимо Сфинкса, который, показалось, сначала покосился недоуменно, а потом снова устремил величественный взгляд вдаль за Нил, туда, где в утренней дымке просыпался многомиллионный город. С асфальтированной дороги повернули направо вверх к Великой пирамиде. Лучи мартовского солнца, которые до того приятно согревали спину, теперь стали светить в правый глаз. Александра надела темные очки и заправила волосы за ухо, чтобы успеть позагорать этой стороной. Двигались молча, и оттого Александра почувствовала, что общее волнение и сосредоточенность начали передаваться и ей. Пал Палыч шел размеренно, и держал спину так прямо, что, глядя на него, невольно хотелось расправить плечи. Норка, напротив, суетилась – то отставала, заглядевшись на древние развалины, то забегала вперед к Онуфриенко и заглядывала тому в лицо, видно, с трудом удерживаясь от вопросов, готовых сорваться с губ. Марина же выглядела совершенно отрешенной, как человек, существующий отдельно от всех, включая себя саму.

У входа в пирамиду их уже ждал гафир, на лице которого было написано, как он обожает незапланированные утренние хлопоты. Сопровождающий и Онуфриенко вступили с ним в переговоры, снова, теперь уже вместе, трясли бумагой, указывая то в сторону шлагбаума, то в направлении Каира, где должно было находиться начальство. Страж пирамиды вел себя так, будто древнее строение было его частной собственностью или, по крайней мере, постройкой, арендованной для извлечения личной выгоды, делая вид, что не понимает, чего хотят эти сумасшедшие иностранцы, пришедшие ни свет ни заря, и почему не могут подождать до восьми, когда по расписанию разрешено открывать проход внутрь. Опять сработало волшебное заклинание «Захи Хавас», повторенное трижды и подкрепленное денежным пожертвованием на восстановление древнего шедевра зодчества, что вызвало чувство глубокого удовлетворения как у гафира, так и у провожатого, легкомысленно сдавшего первый рубеж обороны у шлагбаума.

Успешно завершив переговоры, Онуфриенко недоуменно оглядел окрестности в поисках Питера, затем посмотрел на часы и снова достал мобильник. Абонент долго не отвечал. Онуфриенко набрал снова, и опять безуспешно. Подождал несколько минут и решительно нажал кнопку повторного набора «самый последний раз».

– Хеллоу, Питер! Ве ар ю? – недовольно спросил он и вдруг замолчал, медленно меняясь в лице.

– Мишмумкен, – пробормотал он почему-то по-арабски и выключил телефон.

– Что «невозможно»? Ну, где там Питер? – нетерпеливо поинтересовался Пал Палыч. – А то времени может не хватить.

– Значится, так… – Онуфриенко помедлил, подбирая слова. – Так, значится… – обвел он всех ошеломленным взглядом. – В общем… Питер не придет…

– А почему? – поинтересовалась Норка. – Передумал? А я-то думала, может, у него фотоаппарат есть, – растроенно протянула она.

– Питера больше нет… – мрачно проговорил Онуфриенко. – Упал в шахту лифта. С шестого этажа. Двери открылись, а лифта не было…

Марина ахнула и побледнела.

– Я чувствовала. Это жертва… – едва слышно выговорила она.

– И что же теперь делать? – жалобно проскулила Норка. – Может, не пойдем, а? Тем более я фотоаппарат не взяла, – некстати вспомнила она.

Все посмотрели на Онуфриенко.

– Ничего менять не будем, – жестко сказал тот. – Питеру мы помочь уже не сможем. – Надо идти в пирамиду и делать… то, что запланировали…

– Досточтимый Магистр, американца мы задержали, но Астролог все-таки пошел в пирамиду.

– Она тоже?

– Да. И еще трое.

– Ну что ж. Каждый сам выбирает путь. Наша группа готова?

– Уже сидят в автобусе.

– Пусть выдвигаются к плато. Помните, мне нужна только мадам доктор.

В отсутствии людей слабо освещенная камера Царя показалось другой – и потолок повыше, и само помещение попросторнее. Душно не было, наверное, потому, что мысли о недостаточной вентиляции Александра начала старательно отгонять еще перед входом в пирамиду. Психотерапия помогла. Да и думала всю дорогу о другом. О Питере.

Обошла саркофаг, проведя ладонью по неровным краям.

«И что дальше? Что я должна делать? – подумала она недоуменно. – Онуфриенко с Норкой в нижней камере. Он вчера сказал, что оттуда войдет в подземный Осирион под пирамидой и попробует поднять гроб Осириса. Уточнил, наверное для меня, что не в физическом смысле, а в астральном. Пал Палыч с Мариной – в камере Царицы. Ждут, пока Сашечка передаст им виртуальный гроб. А уже они должны поднять его в камеру Царя. Когда же я спросила о своей роли, Сашечка загадочно улыбнулся и посоветовал слушать пространство, которое само подскажет, и… ничего не бояться».

Александра опустилась на каменный пол и прислонилась к стенке саркофага. Отпила несколько глотков воды из пластиковой бутылочки, которую прямо перед входом вручил ей Онуфриенко с настоятельной рекомендацией себя не мучить и обязательно попить, когда доберется до камеры Царя. Вода имела странный горьковатый привкус. Сидеть было неудобно, тем более что не понятно, надо ли вообще сидеть, а если надо, то как долго? И что там Онуфриенко заливал о пространстве, которое само все подскажет? Никаких подсказок не слышно. Только тишина – непривычная, гнетущая и давящая многометровой каменной толщей. Решила подумать о чем-нибудь отвлеченном, но не удалось, мысли, как завороженные, возвращались в камеру Царя.

«А может, я сейчас сижу на том самом месте, где когда-то сидел Наполеон? – подумала она. – И так же, как он когда-то, ожидаю откровений и прозрения? Ведь Наполеон до