ведь вознамерился передать нам и римскую территорию. Даже ту, что не подчиняется тебе, – вроде Парфии!

Столь дерзкий план явно был вдохновлен Дионисом. Аполлоновой рассудительностью тут и не пахло.

– Я хочу подарить детям идею для воплощения, – пояснил Антоний. – Если мне не удастся захватить Парфию, это останется на их долю.

Он помолчал.

– Но вообще-то, я собираюсь сам довести дело до конца. Безопасность со стороны Армении и Мидии обеспечена, так что в будущем году можно отправляться в поход. В любом случае, я уже подарил Риму новую провинцию.

– А так ли это?

До сих пор он не обнародовал своего решения о статусе завоеванных территорий.

– Да. Армения станет римской провинцией. Я расквартировал там войска под командованием Канидия, и они будут надежной гарантией нашей власти. Этот план я представлю на утверждение в сенат вместе с моими дарами тебе и нашим детям. Одновременно. – Он рассмеялся. – И никаких вопросов при этом не возникнет, потому что все мои действия в восточных землях были одобрены заранее.

– А дети не слишком малы для царствования?

Мне это казалось преждевременным.

– Чем раньше человек постигает свое жизненное предназначение, тем лучше он ему следует. По-моему, провозгласив их царями, я предотвращу возможные заговоры и махинации. Это послужит сохранению стабильности.

Мне лично казалось, что такой шаг может повлечь за собой непредсказуемые последствия. С другой стороны, мы знаем, что подарки судьбы не предлагают дважды: их надо хватать, когда они рядом с тобой, пусть даже время кажется не самым подходящим.

– Хорошо, – согласилась я, – хотя для меня и странно, что ты возвышаешь только наших детей. Ведь у тебя есть и другие отпрыски.

– Антилл, как старший сын, будет моим римским наследником. Его брат Юлий… Впрочем, это сугубо римские детали, которые тебе сейчас не интересны. Но моя старшая дочь Антония вскоре окажется недалеко от нас. Я собираюсь выдать ее замуж за Пифодора из Тралл. Он богат, как царь, и пользуется уважением на Востоке.

– Грек из Азии! Как отнесутся к этому в Риме? По закону брак будет считаться недействительным.

– Они поймут, что если Антоний согласен на такой брак для своей дочери, значит считает его допустимым. По-моему, это ясное и недвусмысленное послание для Рима – сильнее довода мне не найти. Кроме того, – ухмыльнулся он, – она получит столько денег, что вряд ли почувствует себя ущемленной.

И вот теперь я ждала публичного объявления того, о чем мы так легко говорили наедине. Имелось еще одно дело, принять решение о котором было сложнее, но о нем потом.

Итак, я снова восседала на золоченом троне, одетая как Исида. Перед Гимнасионом соорудили серебряный помост, чтобы зрители могли собраться на ступеньках вдоль боковой стены здания длиной в шестьсот футов, затененной колоннами. Однако нынешний помост был выше того, что построили для триумфа, и имел несколько уровней на манер ступенчатой пирамиды. На самом верху восседали мы с Антонием, чуть ниже – Цезарион на своем троне, а еще ниже находилось три престола, предназначенные для младших детей. Дети, облаченные в церемониальные одеяния, с серьезным видом глядели на многолюдную толпу.

Антоний, величественный в своей римской тоге, официально обратился к народу в качестве триумвира. Остальные его ипостаси – полководец, автократор, Новый Дионис, восточный правитель (как и я, он исполнял много ролей) – на сегодня были оставлены. Сейчас он предстал перед всеми как римский магистрат, наделенный властью над огромными территориями.

– Мой добрый народ! Я хочу сделать всех вас свидетелями дарений, которые я подношу сегодня дому Птолемеев – преданных друзей и союзников Рима, – а также почтить великого бога Юлия Цезаря. Отныне могущественная царица, которая давно правит вами, обретает титул царицы царей и матери царствующих.

Он повернулся, взял меня за руку и повлек вверх, чтобы я встала рядом с ним. Блеск отраженных от серебряного помоста солнечных лучей слепил глаза, затрудняя зрение.

– И я объявляю, – продолжил он настолько громко, что его громовой голос слышали даже в самых дальних рядах, – что она – вдова божественного Юлия Цезаря, чьей законной супругой она стала по восточному брачному обряду.

Толпа замерла, стих даже шепот, словно на все рты разом внезапно легла ладонь великана. Я почувствовала, что рука Антония дрожит. Он не предупредил меня о том, что скажет это. Может быть, специально, чтобы мое изумление было неподдельным.

– И сим я свидетельствую и клянусь, что их сын Птолемей Цезарь, сидящий здесь, является истинным и законным сыном великого Цезаря и его единственным наследником.

Казалось, что полная тишина не может стать еще глубже, но произошло именно так. Антоний сжал мою ладонь крепко, до боли. Его рука стала влажной от пота.

– Встань, юный Цезарь, – призвал Антоний. – Встань, пусть народ увидит и признает тебя.

Цезарион медленно поднялся. На четырнадцатом году жизни он заметно вытянулся и теперь по росту почти догнал Антония. Тот настоял, чтобы сегодня мальчик облачился в свой лучший римский наряд, не объяснив для чего.

Застенчиво улыбнувшись, юноша поднял руку. Ответом ему стал хор приветственных возгласов.

– Как сыну Цезаря, ему подобают соответствующие почести от Рима. Но как Птолемей, старший сын царицы Клеопатры и ее соправитель, он провозглашается царем царей и властелином Египта, Кипра и иных земель, отданных в его владычество.

И снова воцарилась тишина. Титул «царь царей» пошел от персов и высоко почитался на всем Востоке. Таким образом, Цезариону предстояло стать и восточным, и западным правителем. Он должен связать эти два мира воедино, когда Антоний и я уйдем со сцены жизни.

– Затем, – продолжал Антоний, – я объявляю Александра Гелиоса царем Армении, верховным владыкой Мидии и всех земель к востоку от Евфрата до Индии.

Царь Армении? Как может быть царь у римской провинции? Этого Антоний не объяснил. Имел ли он в виду лишь часть Армении? Но сейчас не время спрашивать.

– Встань, царь Александр, – сказал Антоний.

Мальчик встал. Для этого случая ему специально сшили наряд персидского царя. Он был в тиаре (высокой персидской короне, обвитой белым тюрбаном и увенчанной павлиньим пером), в широких шароварах и плаще, расшитом драгоценностями. Их блеск прибавился к зеркальному сиянию листового серебра, покрывавшего помост.

Вперед выступили соответственно одетые армянские телохранители. У толпы это вызвало восторг.

– Царица Клеопатра Селена! – провозгласил Антоний, подойдя к малому трону, на котором дожидалась своей очереди наша дочь. – Ты будешь править Киренаикой и Критом. Встань, пожалуйста.

Девочка поднялась с торжественным видом. Ее серебристое платье свисало до самого пола, придавая Селене сходство с серебряным цветком на серебряном помосте. Ее телохранитель в доспехах греческого солдата держал щит,