Ни у лифта, ни внутри кабины охранников не было.

«Божественная беспечность», — мелькнуло в голове Громова.

Хартман, беззаботно мурлыча «Варяга», вошёл первым. Встал, прижавшись спиной к зеркальной стене.

Василий Васильевич вошёл за ним, Громов последним.

Едва стукнули, сомкнувшись, створки дверей и пол надавил в ступни, Василий Васильевич качнулся вперёд, выбросил руку и выхватил из-под мышки Хартмана пистолет.

Хартман даже не вздрогнул, когда ствол оперся ему в живот.

Щёлкнул предохранитель.

— Стреляй, — прошептал Хартман, спокойно глядя в глаза Василию Васильевичу.

В зеркало Громову было видно, как от ненависти судорога корёжит лицо бывшего мента.

— Ещё успею, — прошипел Василий Васильевич.

— Зря. Шанс я тебя дал. Извини.

Хартман неуловимым движением перехватил руку, сжимавшую пистолет. Указательный палец заклинил курок.

Ребром правой ударил в сгиб локтя, кисть Василия Васильевича сама собой взлетела вверх. Ствол оперся в горло. Хартман вывернул ему кисть, зафиксировав в нужном положении. И убрал указательный палец с курка.

— Стреляй. — В темных глазах Хартмана вспыхнул огонь.

Василий Васильевич глухо застонал от боли. Скрюченный палец отлепился от спускового крючка.

— И сейчас не хочешь? — усмехнулся Хартман. — Так зачем же ты живёшь? Ни в себя, ни в меня кишка тонка выстрелить.

Пол под ногами Громова мягко ударил в ступни. Кабина замерла. Распахнулись створки дверей.

Хартман лишь чуть повёл плечами. Мощный импульс сорвал Василия Васильевича с места, швырнул в воздух и выбросил из лифта в почти горизонтальный полет.

Он упал тяжко, грузно ударившись телом об пол.

Хартман протянул пистолет Громову.

— Может, ты хочешь выстрелить?

Громов с трудом оторвал взгляд от рифлёной рукоятки «Магнума». Пистолет был красив и страшен, как породистый бойцовский пёс. Но никакого желания выхватить ствол и загнать пулю в цель Громов в себе не ощутил. Полная пустота и безразличие.

— Я знаю, что это ничего не изменит.

Хартман пробуравил его глаза пристальным взглядом.

— Правильно.

Он убрал ствол в кобуру. Вытолкнул Громова их лифта.

Двое боевиков уже подняли Василия Васильевича на ноги. Кисти ему вывернули в болевом захвате, заставив стоять, вытянувшись в струнку. Третий боевик на всякий случай держал жертву на прицеле короткоствольного автомата.

— Отпустите, — распорядился Хартман.

Не говоря ни слова, свернул налево. На распахнутой створке дверей Громов успел прочитать: «Резервная студия». На косяке болталась грубо сорванная печать.

В узком коридоре трое боевиков сноровисто доставали оборудование и бухты проводов из хромированных ящиков. Замерли, увидев вошедших.

Хартман отдал короткую команду на незнакомом Громову языке, и работа закипела с прежней силой.

16:08 (в.м.)

Огнепоклонник

Хартман вошёл в крохотный кабинет, сел за стол, молча указал Громову и Василию Васильевичу на свободные кресла напротив стола.

Кабинет после знаменитого пожара явно подвергли капитальному ремонту, но с тех пор так и не использовали. С мебели не сорвали защитную плёнку, стеллаж был пуст. На полу стоял распахнутый стальной ящик. Громов со своего места разглядел в нем плотные ряды видеокассет и пару толстых папок.

У себя на столе Хартман успел создать деловой беспорядок. Два монитора, закрытый ноутбук и раскрытый кейс, из которого к антенне на подоконнике, распахнувшей сетчатый зонтик, тянулся плетёный кабель.

Хартман сдвинул в сторону кипу бумаг. Посмотрел сначала на Васиия Васильевича, с тупым остервенением растирающего правую кисть, затем на Громова.

— Так, други мои, — с саркастической улыбкой начал Хартман. — Чтобы вы больше не бросались на меня тузиками, ввожу в курс дела. Вы находитесь на особо важном государственном объекте, захваченном ударной группой международной террористической организации.

— Ты кто такой, гадёныш? — процедил Василий Васильевич. Лицо его налилось багровой краской, на висках вздулись синие жилки.

Хартман согнал с лица улыбку.

— Мои люди называют меня Махди.

— Манда ты лысая! — Василий Васильевич ещё что-то хотел добавить, но сдержался.

В кейсе загудел зуммер. Махди поднёс к уху телефонную трубку. Легко и бегло заговорил на непонятном языке. Голос его звучал жизнерадостно, на губах играла ребячливая улыбка.

— Иншалла! — закончил он и положил трубку. Вмиг стал серьёзным.

— Итак, на чем я остановился? — обратился он к Громову.

— На том, что вы первый после Аллаха.

— Ошибаешься, Гром. Здесь я — Бог.

Громов с демонстративным равнодушием пожал плечами.

— Псих, — отчётливо прошептал Василий Васильевич.

Губы Хартмана дрогнули в улыбке, но взгляд остался пронзительно холодным.

— Передо мной сидят два бывших работника правоохранительной системы страны. Один робингудствовал на коммерческой основе, второй весь свой опыт вложил в охрану секретов концерна «Союз-Атлант» и обанкротился. Проворонил утечку информации и не сберёг жизнь своего патрона. Вы — два полных ничтожества, братцы. Мне вы интересны только как лабораторно чистые образцы тотального маразма правоохранительной системы. Здесь вы исключительно потому, что я этого захотел. И уйдёте тогда, когда я посчитаю нужным. Смотрите и запоминайте. Надеюсь, хоть что-нибудь поймёте. И эти знания сделают вас если не счастливыми, то тотально свободными. А это уже, поверьте, не мало.

Он снял трубку спутникового телефона.

— Учитесь, как надо общаться с высоким начальством, — сказал он, дожидаясь соединения.

— Алло, Игорь Дмитриевич? — Хартман вальяжно откинулся в кресле. — Вас беспокоит некто Махди. Тот самый, поверьте на слово. У вас ручка под рукой? Запишите, пожалуйста… — Хартман сверился с бумажкой. — Пятьдесят шесть градусов северной широты, восемнадцать градусов восточной долготы. И ещё один объект: пятьдесят пять градусов северной широты, пятнадцать градусов восточной долготы. Поинтересуйтесь в штабе ВМФ, что находится на дне Балтике в районах с этими координатами. И запросите данные космической и аэрофотосъемки