— Белый кролик сменил яркую, снежную шубку на более неприметные облачения, — прошептал Зархель, однако наследник его не слышал. — Но мы всё равно его отыщем в поле… мы его поймаем… Скоро.

— В-Ваша Светлость, — процедил сквозь зубы Сэль, когда заметил постороннее присутствие, — было неприятно видеть Ваше пустующее кресло в зале собраний. Вы — во дворце, однако уклоняетесь от обязанностей. Позвольте узнать, отчего же?

— О, Его Высочество уже вырос настолько, чтобы иметь право меня отчитывать?

Зархель хмыкнул, вытягивая вдоль туловища свои безобразные руки, ныне живо напоминающие лапы дракона. Мантия из тонкой ткани плотно облегала его изменяющееся, худосочное тело, отчётливо выделяя каждую новую чешуйку.

— Я всегда имел это право. Вы обязаны присутствовать на собраниях, однако, коли Вас это обременяет, тогда можете покинуть пост добровольно. Не примусь задерживать Вас, возвращайтесь на родину.

— Осторожно, Ваше Высочество. Рано ещё садиться на трон, Ваша голова до сих пор не покрыта короной. Оступитесь сейчас, и станете нечестивцем.

— Я так долго шёл по правильному пути, что ныне просто жажду оступиться, — громко, но спокойно объявил принц.

Зархель улыбнулся и совершил было шаг по направлению к Сэлю, однако вскоре рядом с принцем показался Эйлетт Чесферон в военном обмундировании и его сын Эмерон, начальник ночной дворцовой стражи. Главный советник лишь посверкал глазами на противников, наглядно демонстрируя им, с какой силой предстоит тягаться тому, кто осмелится бросить вызов ему, единственному избраннику всевышних. Внезапно фигура Зархеля заклубилась чёрным дымом, и он пополз по коридорам замка обратно в свою обитель в образе исполинского змея.

Зархеля с детства учили, что крокодил побеждает пса в болоте, но на суше крокодила поборет даже беспородная сука, так что он прекрасно понимал, каким должен быть его следующий ход: надлежит запрудить весь дворец стоячими водами. Из трясины спасу нет даже самым сильным и ловким. Мощь и отчаянное сопротивление, напротив, лишь затягивают на дно, превращаясь в топях в истинные слабости.

Говорят, однажды лунг проснулся, вышел на балкон своего белокаменного дома и взглянул на величественный город, что он воздвигнул в содружестве с братьями и сёстрами. Взглянул на все эти переплетения улиц, всхолмья замков, затенения садов, на училища и храмы, библиотеки и склады провизии, ратуши и лазареты, на порты, рынки и харчевни; на расцвет культуры, ремёсел и всяческих наук. И ужаснулся. Потому, что до сих пор не мог забыть цену, которую пришлось отдать за столь дивную картину.

Глубокое разочарование наполнило его душу и разбило сердце, ведь он так и не сумел создать главное, утвердить незыблемое, озарить путь каждому неугасимым пламенем. Где справедливость? Где единение? Где Лучшее и Светлое?

Удобство, долгожительство и красота поверхности — это не добродетели.

Кто был этот лунг? Может, любой бессмертный древний, а, может, и сам Эр Данаарн — он уже не знал наверняка, зато чудесно помнил такую прибаутку.

Печально вздохнув, а потом надменно хмыкнув, демон-оборотень поспешил к последнему препятствию, что отделяло его от тайного выхода из Янтарного дворца — к грязной, заросшей тиной решётке старого стока. Большой туннель рассекал подземелье замка и выбирался на восточную сторону, поближе к Сломанному берегу, где его окружали разбитые каменные глыбы и густые кущи папоротника. Под ногами Эра журчал узкий ручеёк буро-коричневой воды — всё, что осталось от некогда стремительного потока нечистот, который два десятилетия назад перенаправили в новенькую, передовую канализацию. Работающую без приключений, как положено, что немаловажно. Бессмертный, не задумываясь, наступил в воду изящным сапогом из тонкой кожи, совершил очередной размашистый шаг, затем отодвинул рукой занавес из стелющихся зелёных растений, усыпанных мелкими белыми цветочками, и обнажил оградительную решётку, за которой отчётливо просматривались изгибы Сломанного берега на фоне глянцевого ночного неба, испещрённого звёздами.

— Наконец-то мы встретились, Эмин-Тар, — проговорил Эр, впиваясь золотыми, блестящими зеницами в глаза гостьи и улыбаясь весьма язвительно.

Глава десятая. Никакого вреда

— Я тоже рада нашему свиданию, Аман-Тар, — тихо прошептала Ирмингаут.

Она внимательно изучала внешний облик Эймана Эра Данаарна, ища в маге нечто знакомое, но, то ли память подводила её, то ли глаза — пока ещё эльфийка доподлинно не знала. Однако, она с уверенностью могла сказать, что этот Эр Данаарн — совсем не тот же самый бессмертный древний, с которым она имела удовольствие сталкиваться на просторах Предела и который носил точно такое же имя. А среди лунгов обычно не происходило подобных недоразумений. Имя для древних — неприкосновенная собственность, как прибыльное поместье или разящий меч. Впрочем, кто из сведущих в истории захочет называть себя в честь изгнанного и проклятого?

Эйман Эр Данаарн, владыка Покрова — содружества магов — однажды устроил в Пределе чуть ли не настоящий переворот, но он потерпел неудачу, к счастью для жителей Мирсварина, и к несчастью для него самого и его приверженцев. Затем его заточили в непреступную тюрьму на окраинах заселённого лунгами мира — в Ар Амаум, соседствующую лишь с безлюдными пустынями и выветренными горными останцами. Именно там-то его и видела Ирмингаут, когда-то служащая в пограничном отряде и охраняющая узников, наиболее опасные из которых содержались в камерах из пал-силбани.

— Хотя, если Вы — тот, за кого себя выдаёте, то, должно быть, мы уже встречались на просторах Предела, — немного подумав, промолвила эльфийка, — или, коли вернее выразиться, мы виделись в его зловещих теснинах.

— Простите, госпожа. Память моя — уже не та, — едко изрёк древний, а затем снова улыбнулся самым жутким образом.

Эр находился за тёмно-зелёным ковром из стелющихся растений, в мрачном и узком туннеле, да и решётка разделяла двоих беседующих, так что большая часть его фигуры была покрыта густыми тенями, и оставалось лишь гадать, что же таится за тем, что маг решился показать — за этой бессердечной улыбкой, за холодными, блестящими золотом глазами.

— Память лунгов славится своей безукоризненностью! Кто Вы поистине такой? — возмущённо вышептала Ирмингаут, задевая пальцами правой рукоять меча.

— А ты сама — кто такая?

Поддавшись странному импульсу, Ирмингаут стянула капюшон с головы, а затем обнажила лицо, позволяя подозрительному незнакомцу досконально изучить её черты. Эр пробежался взором и по высоким и выдающимся скулам женщины, и по её белоснежным локонам, так похожим на гриву принца, и, задерживаясь на кроваво-красных глазах, заключил:

— Ныне я вижу, что ты — та, кем и представилась. Так зачем ты искала встречи со мной, но не с принцем?..

— Зато я не могу сказать того же! — отрезала женщина, озлобленно искря зеницами на бессмертного мага. — Эр Данаарн, которого я знавала…

— …он