местных растений, чтобы никто ничего не слышал и не видел.

— Да, вот… думаю, между нами произошло недопонимание. Как бы… Ну, ты же у нас явно парень с характером. В общем… я всё хотел спросить… Тогда на арене, ты же не хотел моей смерти, верно? — поинтересовался Аникей.

— Кто знает. — пожав плечами, ответил я: — Так, чего ты хочешь?

— Ну-у… — он заискивающе улыбнулся, будто, не зная с чего начать: — Я хочу забыть все недопонимания, что были у нас с Демидовым.

— Так-так. — вот это меня слегка удивило: — И, с чего вдруг ты решил сам пойти на мировую? Надеюсь не потому, что я могу навалять тебе так, что ты с обгаженными портками убежишь в другую страну?

— Нет… Дело не в этом. Кстати, а ты можешь? — он с тревогой посмотрел на меня.

— При желании — возможно всё. Но сейчас это не так важно. Говорю же — меня больше интересует, с чего ты решил начать этот разговор.

— Понимаешь… Я поговорил с Иришкой… Раньше я думал, что она… ну… — Аникей отчего-то сильно смутился и на его смазливом личике проступил румянец: — Втрескалась в Толика. Ну, что она была очарована их тупыми играми. Понимаешь? А я же ей пытался объяснить, что это всё… ну, детское. Ненастоящее! Что ей нужен другой. А она — ни в какую.

— Поздравляю, Аникей. Ты — балбес. Но… продолжай. Я внимательно слушаю.

— Иришка сказала, что у неё появился рыцарь. Мол, он сильный и крутой. Явно кто-то из старшекурсников! И я понял, что Толик не при делах… А, ещё мне очень стыдно за себя. Он не знал, что я переживаю за сестру. Поди думал, что это из-за его семьи… В общем, неудобно вышло…

— Вот как? — я нахмурился, ибо мне сейчас хотелось прописать Аникею такой подзатыльник, чтобы он облетел всю планету вокруг: — Во-первых, ты повёл себя, как последний ублюдок. Прости за такие слова, ты потом можешь вызвать меня на дуэль…

— Воздержусь! — он тут же поднял руку в знак примирения.

— Ты сломал Толику всю школьную жизнь. Из-за тебя он лгал своему отцу. СОБСТВЕННОМУ ОТЦУ, ты понимаешь? А во-вторых, что за крысятское поведение? Почему ты говоришь это мне? Боишься Толика?

— Нет, но…

— Боишься. Потому что Толик не жалкая подделка под шаблон, а индивидуальная личность, за которой уже ухлестывают две клёвые барышни. Но это не суть. С чего ты вообще взял, что имеешь право решать, с кем твоей сестре быть?

— Для нас это важно! Возможно, ты дикарь и не понимаешь…

— Я тебе сейчас по-дикарски всеку! Если ещё хоть раз назовёшь меня дикарём — я не посмотрю, что ты сын дружественного Дома. За языком надо следить! Аникей, будь я немного помладше… хоть на самую малость — то дождался бы, когда пройдёт две недели и после поступления, вызвал бы тебя на дуэль. А там выбил бы из тебя всё дерьмо. Ты мне веришь?

— Верю. — виновато ответил он.

— Но я уже чуть более рассудительный и драться с тобой, это тоже самое, что выйти против младенца. Не интересно. Однако, если ты хочешь проверить наверняка…

— Я верю тебе! Клянусь!

— В общем, я не собираюсь за зря пускать твою кровь. Это скучно. Я хочу верить, что ты поумеришь пыл, ибо в противном случае я от тебя и мокрого места не оставлю. А ещё, ты… отчасти молодец, что признался хотя бы мне. Но этого недостаточно. Ты должен высказать всё Толику и извиниться. Понятное дело, что твоё извинение не вернёт три года его школьной жизни… однако, так хотя бы мы все… возможно, когда-нибудь, сможем нормально общаться. Это не факт, но всё же!

— Он меня не будет слушать… начнёт драку и нас обоих исключат. — Аникей указал на спящую на моём плече сову.

— Толик — слишком здравомыслящий человек. Возможно, он не примет этого сразу… Но драться точно не будет. Это не в его стиле.

— Не в его? А ты в курсе, что это он мне всёк тогда? Причем — довольно больно! Аркадий Павлович был борцом. Дедушка Павел занимался боевыми искусствами. Хоть Толик и притворяется неженкой… гены-то у него Демидовские. Ты уверен, что всё будет хорошо?

— Дожили. Ладно, я тебя подстрахую. Если Толик начнёт изображать стиль Пьяного Журавля, я остановлю его.

— Договорились… — тяжко вздохнул Аникей.

В итоге мы пошли в наш отсек. Строганов сильно переживал, это было видно по его пальцам, которые он безуспешно пытался завязать в узел. Но, что поделать? Жизнь мужчины такова, что порой без прямого разговора и признания своей вины делу не поможешь.

Постучавшись в дверь комнаты Толика, я отошёл на пару шагов назад.

Очкарик практически сразу выглянул и удивился, посмотрев на нас с Аникеем.

— Что-то случилось? — слегка заторможенным голосом спросил пацан.

— Это… — Аникей виновато опустил взгляд: — Слушай, я поговорил с Иришкой и тут выяснилось следующее.

Строганов начал свою историю. Припомнил даже те моменты, о которых можно было учтиво промолчать, но меня это радовало. Несмотря на всю напыщенность — парень на деле оказался очень открытым. Толик же внимательно его слушал, лишь изредка кивая, но его лицо не выражало совершенно никаких эмоций.

— В общем… Мне очень стыдно за своё поведение. И я хочу принести извинения. — Аникей поклонился.

— Хм-м… — очкарик задумался, так как его явно застали врасплох.

— Да ты не торопись! Обдумай всё хорошенько, а потом выскажешь. — произнёс я, глядя на сжимающиеся кулаки пацана.

— Что же… так и поступлю. — хмыкнул парень и громко хлопнул дверью.

— Как мне это понимать? — Аникей беспомощно уставился на меня.

— Ну… тут такая фишка. Взаимодействия людей иногда напоминают шахматы. Ты сделал ход — дай время Толику, сделать свой в ответ. Главное, что ты высказал всё. Поверь, далеко не каждый сможет признать вину и уж тем более поделиться своими эмоциями.

— Думаешь, всё будет хорошо?

— Понятия не имею. Ты наворотил дел — это факт. Вот тебе жизненный урок номер один — всегда думай о последствиях. Ведь порой — признания вины недостаточно, чтобы искупить все свои грехи. — пожав плечами, ответил я.

— То есть… теперь только ждать?

— Верно. — кивнул я: — Теперь всё зависит от Толика. Примет он тебя… Так сказать, войдёт в положение и возможно вы действительно подружитесь, а может быть… всё перейдёт в режим холодного молчания. Пока я не могу дать никаких прогнозов.

— Хорошо… Но, я рад,