Боже праведный! Как мне описать эту картину? Представьтемаленькое очаровательное личико, такое трогательное, такое жалкое, котороецеловал отвратительнейший из людей, царапая жесткими усищами нежнейшие лилии ирозы и заглушая мерзкими ругательствами жалобные стоны невиннейшей души. Теперьпредставьте Корделли, который, отвергая окружившие его прелести, предпочелпоганую задницу наемного убийцы. В тот миг, когда палач затрясся от оргазма,Дюран по приказу хозяина задушила уже потерявшую сознание жертву.

Все кончилось: несчастная девочка испустила дух. Итальянец сторжествующим видом показал нам свой неуемный член, готовый к дальнейшимподвигам.

— Вот я и снова в прекрасной форме, — объявилон. — И с одной тварью мы разделались. Думаю, вы обратили внимание, что явел себя довольно сдержанно, и, как мне кажется, вряд ли можно было убить ееболее милосердным образом.

Одна из дуэний засобиралась унести труп.

— Оставь его, сволочь! — рявкнул торговец. —Эти останки возбуждают меня, разве ты забыла об этом? — И великий грешник,прижавшись лицом к лицу своей мертвой дочери, начал покрывать мерзкимипоцелуями искаженные смертью черты, пытаясь пробудить в них жизнь.

— Эй, Дюран, — позвал он, оторвавшись отдочери, — подними-ка член этому субъекту: я хочу, чтобы он прочистил мнезад, пока я буду ласкать эти останки.

Его желание было исполнено без промедления, его подручныйовладел им без всякой смазки, впрочем, она была и не нужна для ануса стольвнушительных размеров. Элиза и Раймонда подставили его поцелуям свои ягодицы,сам он гладил ягодицы обеих сыновей, чьи органы сосали мы с Дюран. Из заднегопрохода мертвой девочки Корделли перебрался в ее влагалище; между тем палачсбросил семя, и Корделли позвал второго. Тот, оснащенный не хуже своегоколлеги, но намного страшнее его, если только возможно быть страшнее, принялсяс усердием содомировать хозяина и без перерыва сбросил в его потроха парузарядов. Оргия начинала принимать серьезный оборот.

— Все хорошо, клянусь спермой Всевышнего, — рычалКорделли, брызжа слюной, — теперь дайте мне преступления! Побольшепреступлений, самых ужасных! Чтобы испытать извержение, мне нужны жертвы, любыежертвы; я без колебаний прикончу любую из вас ради хорошего извержения.

— С кого же вы хотите начать, сударь? — осмелиласья.

— С тебя… с любого другого, мне все равно с кого, лишьбы это меня возбуждало. Неужели вы думаете, что жизнь одного человека мнедороже, чем жизнь другого? А ну-ка, давайте сюда эту маленькую стерву, —сказал варвар, хватая Элизу за грудь и швыряя ее к своим ногам. Он потребовалщипцы и, пока я его ласкала, а палачи держали жертву, неторопливо, с завиднымупорством рвал белоснежные девичьи груди на кусочки до тех пор, пока от нихничего не осталось, кроме страшных зияющих ран.

Операция завершилась; жертву положили в другую позу, широкорастянув ей ноги и выставив на обозрение зияющую вагину.

— Вот так, — удовлетворенно крякнулканнибал, — сейчас немного покопаемся в чреве и поглядим, что там есть.

Я сосала его орган, а его щипцы несколько минут орудовали втеле несчастной жертвы.

Потом он велел перевернуть ее, и взору его предстали самыеочаровательные в мире ягодицы; он раздвинул их в сторону, и его смертоносные щипцыисчезли в маленькой норке, которую он разворотил с той же яростью, что ипервую. И я, опьяненная этим зрелищем, подбадривала убийцу и помогала ему. Вотдо чего доводят нас проклятые непостоянные наши страсти! Будь Элиза чужим дляменя человеком, возможно, во мне бы шевельнулась хоть капля жалости к этомумилому созданию, но мы придумываем и творим неслыханные мерзости, когда нашгнев с особой силой обрушивается на близкое нам создание и безжалостно срываетнежные лепестки цветка прежней любви.

Элиза плавала в собственной крови, но еще дышала; Корделлиоставил свой инструмент и теперь восхищенными глазами наблюдал ее агонию, и ядолжна заметить, что в его деяниях большое место занимала гордыня. Корделлизаставил меня натирать свой член об окровавленное тело, обмывать его кровью,которую пролила его рука, а потом одним ударом кинжала прекратил мучения Элизы.

Ее заменил один из его сыновей. Злодей раскрыл окно,выходившее на море. Ребенка привязали к длинной веревке, другой конец которойприкрепили к колонне, и сбросили несчастного вниз.

— Ну как ты там? — крикнул Корделли, перегнувшисьчерез подоконник и высоко подняв нож: ему достаточно было сделать однодвижение, чтобы перерезать последнюю нить и чтобы его сын исчез в морскойпучине. Снизу донесся пронзительный крик мальчика; я снова принялась ласкатьжестокосердного отца, тот целовал Раймонду и вдохновенно отвечал на ритмичныетолчки палача, который его содомировал. Через некоторое время ребенка подняли.

— Скажи честно, ты испугался? — почти участливоспросил торговец. — Тебе было очень страшно?

— Ради Бога не надо больше, папа, умоляю тебя…

— Ага, жалкое отродье, — злобно прошипелКорделли, — запомни, что слово «папа» ничего для меня не значит, абсолютноничего. Повернись, я должен насладиться тобой, прежде чем отдать на корм рыбам.Да, малыш, ты отправишься кормить рыб — такова твоя судьба! Теперь ты видишь,как я дорожу кровными узами.

Пока он совокуплялся с мальчиком, веревку удлинили, еще дваили три толчка, и Корделли выбрался из детского ануса, кивнул палачам, и тешвырнули жертву в окно, которое находилось на высоте шестидесяти метров надповерхностью моря; но веревка оказалась короче и, не долетев до воды, падавшеетело резко остановилось на лету, дернулось и расчленилось. Когда его поднялинаверх, мы увидели бесформенную массу мертвой плоти.

— Отлично. Давайте сюда еще одну задницу, —приказал итальянец.

— И снова бросим в море? — с надеждой спросилаДюран.

— Непременно; только сделаем веревку подлиннее, чтобытело погрузилось в воду.

После содомии второй ребенок полетел вслед за первым и былизвлечен почти бездыханным. В таком состоянии отец повторил совокуплениепоследний раз и перерезал веревку в тот момент, когда тело коснулось воды.Наконец море приняло несчастного ребенка в свое мягкое лоно.

— Это самая возбуждающая страсть, — почтительнозаметила я, обращаясь к хозяину, — которую я когда-либо встречала в людях.

— Она возбуждает тебя, Жюльетта?

— Еще бы!

— Тогда подставляй свою жопку, я погашу твой пожар.

Через четверть часа Корделли оставил меня, придумав новоезлодеяние. Жертвой его на сей раз стала Раймонда. Ее участь была написана вглазах чудовища, и бедняжка мгновенно ее прочла.

— О, госпожа моя! — взмолилась девушка, бросаясько мне. — Неужели вы отдадите меня в руки этого злодея? Ведь я так любилавас…