— Что касается до вас, милые девушки, — наконецобратился он к моим служанкам, свирепо глядя на них, — я за вас заплатил,и никто не лишит меня права сделать с вами все, что подскажет мое необыкновеннобогатое воображение, поэтому готовьтесь к мучительной кончине. Хотя я еще нерешил, каким образом буду истязать ваше нежное тело.

Услышав эти слова, несчастные создания бросились в ногиКорделли, омывая их слезами. Их лица, в обрамлении роскошных черных волос,разбросанных в беспорядке по алебастровой груди, являли собой незабываемыйобраз горя и отчаяния.

— Черт возьми мою грешную душу, — восхитилсяКорделли, опускаясь в кресло и небрежным движением приказав мне ласкать емучлен, — я безумно люблю такие трагические сцены, они страшно возбуждаютменя… А что, если я дам вам кинжалы, несчастные твари, и заставлю исколоть другдруга до смерти? Мне кажется, это неплохо будет выглядеть, а? — И монстр судовольствием принялся щипать нежные соски несчастных, а жилистый фаллос,разбухавший в моих руках, свидетельствовал о восторге своего хозяина.

— Дайте-ка мне их задницы, — сказал ондуэньям, — поставьте их так, чтобы я мог щекотать языком их маленькиедырочки. А ты, Дюран, помоги Жюльетте.

За одну минуту он искусал до крови безупречные девичьи ягодицы,оставив в них глубокие следы зубов, потом просунул голову между ног Раймонды ис такой силой впился в ее клитор, что бедняжка лишилась чувств. Придя в восторгот такого результата, он сделал то же самое с Элизой, но она дернулась, ивместо клитора его зубы вцепились в ее нижние губки, от которых он оторвалвнушительный кусок. Несмотря на разрушительные последствия его натиска,Корделли захотел тут же совокупиться с ними. Девушек уложили на длинный диванживотом вниз, головой вплотную к трупам, развешанным на стене. После чего, смоей помощью, развратник в течение двадцати минут прочищал им задницы ивлагалища. Потом поставил одну из них на четвереньки, другую посадил ей наплечи, взял розги и долго терзал божественные ягодицы Элизы и восхитительнуюгрудь Раймонды, в то время как обе дуэньи аккуратно кололи его седалищесеребряными булавками. Девушки сменили позицию, чтобы он мог превратить вокровавленные лохмотья еще нетронутые груди и ягодицы. Затем принесли тазы сводой, обмыли раны, и Корделли, демонстрируя чудовищную эрекцию, велелприблизиться одному из сыновей. Все дары щедрой Природы сочетались в этомочаровательном ребенке: прекрасное лицо, нежнейшая кожа, маленький ротик,вьющиеся волосы и несравненнейший зад.

— М-да, он действительно очень похож на своюмать, — заметил Корделли, поцеловав мальчика.

— А что стало с этой несчастной? —полюбопытствовала я.

— Стыдись, Жюльетта; ты так стараешься уличить меня взлодействе — я чувствую это. Но к твоему удивлению и, быть может, разочарованиюя покажу тебе эту женщину прямо сейчас.

Заметив недоверие в моих глазах, он продолжал:

— Ну что ж, вот она. — И он указал на один изтрупов, висевших на крючьях. — Вот его мать, если не веришь, спроси сама.Не прошло и тридцати шести часов, как я сорвал цветок невинности у этого парняздесь, в этой самой комнате, когда он лежал в объятиях своей любимой и ещеживой матушки; вскоре после этого — он может подтвердить! — на его глазахя жестоко замучил ее и отправил туда, куда скоро, и способом не менееинтересным, отправлю дорогого сынка этой прекрасной синьоры.

Старые женщины навалились на ребенка, я увлажнила ему заднийпроход и ввела туда необыкновенной твердости стержень; Дюран сосала ганимедаспереди, и итальянец совокупился с ним, лаская мой зад.

Сохраняя над собой удивительный контроль и демонстрируяпотрясающее хладнокровие, несмотря на свое крайнее возбуждение, Корделлипокинул потроха сына, не обронив ни капли спермы.

Между тем подвели второго юношу. После такой же церемонии ис тем же бережным отношением к собственному семени распутник жестоко выпоролобоих. В продолжение экзекуции он то и дело наклонялся пососать юношескиеорганы и в конце концов, в припадке жестокой похоти, укусил одному из нихяичко, да с такой силой, что мальчик охнул и потерял сознание. С прежнимхладнокровием Корделли принялся за дочерей; первая, которую к нему подвели, небыла красавицей, но было в ней какое-то необъяснимое очарование в сочетании сумилительной скромностью и невинностью.

— Она — девственница, — заявил намКорделли, — можете убедиться сами. Но ее куночка меня больше не прельщает,поэтому положите ее на софу попкой кверху и держите крепче.

Когда перед ним предстали трогательные в своей беззащитностиягодицы, злодей набросился на них и за несколько минут довел их до самого жалкогосостояния, после чего совершил содомию. Потом, решив, что достаточно возбудилсвой пыл, чтобы покуситься на влагалище, он велел перевернуть девочку и,подгоняемый нашими умелыми пальцами и губами, за два мощных толчка протаранилдевственную плеву; вытащил свой багровый орган и вставил снова в святилище,которое было для него дороже всего, затем опять ворвался в зад одного измальчиков и сбросил там свой заряд. Вот так, наконец, он испытал оргазм,который уместнее назвать ударом грома, и я испугалась, как бы от этого взрыване рухнули стены. Мы столпились вокруг него; он целовал мои ягодицы, одна изженщин порола его, Дюран прочищала ему задний проход, Элиза щекотала яички,Раймонда подставила ему свой зад, который он яростно щипал; одним словом, всеживое вокруг участвовало в этом неописуемом по мощи извержении.

— Готово! — тяжко выдохнул он, когда всекончилось. — Теперь я должен прийти в себя, для чего потребуются пытки.

— Сейчас вы увидите их, друг мой, сейчасувидите, — ласково утешила я смертельно уставшего итальянца, потом взялаего орган в рот и выдоила все до последней капли.

Корделли с благодарностью принял мои услуги; пока явосстанавливала его силы, присутствующие снова окружили его, и он с такой силойвпился в губы девочки, которую только что лишил девственности, словновознамерился с корнем вырвать у нее язык.

Постепенно он перешел на другие окружавшие его предметы идаже — поверите ли вы в подобную мерзость? — четверть часа облизывалзловонную утробу одной карги, потом, с неменьшим удовольствием, прильнул губамик губам одного из палачей. И я почувствовала, что чудо свершилось. В довершениевсего он взял мою руку и возложил ее на кол этого головореза, и я с ужасомобнаружила, что предмет, оказавшийся в моей ладони, толще моего предплечья и длиннее,чем мое бедро.

— Возьми этот пенис, Жюльетта, — приказалитальянец, — и вставь его в вагину девочки. Но имей в виду, что он долженвойти туда невзирая ни на какие последствия.

Первые попытки были безуспешны; не оставалось иного выхода,кроме как связать жертву и растянуть ее ноги в стороны таким образом, чтобыобеспечить доступ к обоим отверстиям — на тот случай, если копьеносец не сумеетпроникнуть в одно из них, он сможет воспользоваться другим. Я ввела орудие вбой, Корделли занялся жилистой волосатой задницей своего подручного и неотрывноее облизывал, ожидая момента, чтобы совершить содомию, когда огромныйинструмент палача вломится в пещерку. Наконец наши усилия увенчались успехом:член проник во влагалище ребенка, и по ее лицу разлилась мертвенная бледность.Однако Корделли, не спуская глаз с чудовищного орудия, велел подручному войти вдругую гавань, и снова я была лоцманом. Отчаянно сопротивлявшаяся Природа скороуступила решительному натиску человека, как она делает всегда; но, увы, анусразорвался, хлынула густая кровь, и итальянец, возносясь на седьмое небо,овладел задницей палача.