Седовласая женщина зорко глянула на неё:

– Так же, как доселе держала. Зови своих Богов. Гонисмерть… – И добавила нечто уже вовсе загадочное: – Если он вернётся,так только ради тебя.

Оленюшка не очень это поняла, но спрашивать не посмела.Вдвоём они возились над псом весь остаток вечера. Девочка таскала из ручья водув ведёрке, сделанном из гладкой коры неведомого ей дерева. Обламывала сухиеветки, устраивая костёр. Толкла что-то в беленькой ступке. И всё времямолилась. Великой Матери, Вечно Сущей Вовне, потом Старому Оленю, пращуру еёрода, и, конечно, Богу Грозы, чей орёл завёл её в этот лес. Иногда она думала отом, какой переполох был теперь, наверное, у неё дома. Но про это думалоськак-то глухо, издалека. Кончилось тем, что умаявшаяся Оленюшка так и заснула,прильнув к косматому боку зверя и слушая, как внутри, под ранами, упрямо стучитизмученное сердце.

Она проснулась, как от толчка, посреди ночи в самый глухойчас, открыла глаза и увидела, что возле костра появилась ещё одна гостья. Итакова была эта гостья, что девочка плотнее обняла неподвижного пса, словно еёжалкое усилие вправду могло его защитить. На границе светлого круга стоялахудая рослая женщина. В длинной, до пят, белой рубахе и тёмно-красной понёве спрошвой, расшитой белым по белому. Распущенные пряди седых волос достигаликолен. Лицо же… Страшная гостья не была ни старой, ни молодой. Время попростуне имело к ней отношения.

– Он допел Песнь, – сказала она, и голос шёлниоткуда. – Он мой.

Старушка, которой девочка помогала весь вечер, подбросила вкостёр хвороста и спокойно ответила:

– Не первый раз мы с тобой встречаемся, и бывало так,что я тебе уступала. Но его ты не получишь.

Огонь, ободренный новой порцией дров, вспыхнул ярче, и худаяженщина отступила на шаг. Но и только. Она сказала:

– Он принадлежит мне. Погаснет твой костёр, жрица, и яего заберу.

Жрица ответила почти весело:

– А вот и не заберёшь!

Девочка услышала, как сердито вздохнула хлебная закваска вгоршочке, и ей показалось, будто пришелица испугалась этого звука. На всякийслучай Оленюшка подтянула корзинку с горшочком поближе к себе, потом села ивзяла её на колени.

– Это кто ещё здесь? – словно впервые заметив её,свела брови незваная гостья.

Девочка с перепугу ничего не ответила, только ухватилась зашерсть на пёсьем загривке. Зверь силился зарычать, но не мог. Жрица ответила:

– Это та, кого ты тем более не получишь.

В голосе, раздававшемся ниоткуда, прозвучала насмешка:

– Рано или поздно я получу всех.

– Есть чем гордиться! – фыркнула жрица. – Всятвоя власть – на мгновение! А потом опять Жизнь!

Пламя костра начало опадать, и она подбросила в него ещёхвороста. Девочка с ужасом увидела, что в запасе осталась всего одна ветка. Чтопотом?.. Хоть в лес беги, ищи впотьмах сушняка!.. Пересиливая страх, девочкаготова была вскочить и бежать, когда к костру с разных сторон начали выходитьлюди.

Странные люди. Мужчины и женщины…

Очень разные внешне, они были похожи в одном: ночная тьмасловно бы не касалась их, расступаясь перед едва уловимым сиянием, исходившимот их тел и одежды. Казалось, посреди глухой ночи их освещало незримое солнце.Люди несли с собой поленья для костра. Друг за другом подходили они к жрице искладывали принесённое у её ног. Куча хвороста принялась быстро расти.

Самыми первыми, держась за руки, появились мужчина иженщина. Красивые, совсем молодые. Они показались Оленюшке очень похожими начеловека, которому она полгода назад подарила бусину. Отдав поленья, ониподошли к псу и жалеючи склонились над ним, словно стараясь поделиться сияниемсвоего солнца. А потом оба посмотрели в глаза девочке, и ей, озябшей, сталотепло. И ушли – но не во тьму.

Оленюшка увидела хрупкого молодого арранта с весёлымимечтательными глазами. Казалось, этот юноша в любой миг был готов воздеть кнебесам руку и разразиться вдохновенной поэмой. Другие люди были суровы ибородаты, с тяжёлой походкой каторжников. Ещё девочка увидела чету вельхов: деди бабка вдвоём тащили целое брёвнышко, и старик всё улыбался, радуясь, чтовновь обрёл две руки. Прежде чем уйти, дед с бабкой присмотрелись к Оленюшке иодобрительно кивнули друг другу. Девочка ощутила, как в воздухе на миг разлилсяаромат свежих яблок.

Костёр бушевал. Жаркие языки взвивались с весёлым и яростнымрёвом, раздвигая ночной мрак, вынуждая недобрую гостью отступать всё дальшепрочь.

Так продолжалось до самого рассвета, и хворост у ног жрицыне оскудевал. Когда же небо на востоке уверенно зарумянилось, старушкаобернулась к девочке и сказала:

– Спи, дитятко. Всё хорошо.

Почему-то Оленюшка сразу поверила ей. Она потрогала пёсийнос: тот был по-прежнему сухой и горячий, но всё же вроде не так. Девочкатихонько поцеловала пса в страшную морду, свернулась рядом и тотчас заснула.

Ей казалось, она закрыла глаза всего на мгновение. Но когдаона проснулась, солнце уже поднялось над лесными вершинами. А на поляне не быловидно ни души. Ни жрицы, ни пса. И никаких следов ночного костра. Толькокорзинка по-прежнему стояла на своём месте. Девочка села, встревоженноозираясь, и обнаружила, что сжимает в кулаке нечто твёрдое, успевшеевпечататься в руку. Она раскрыла ладонь. Это была маленькая серебряная лунницана тонком, но очень прочном волосяном шнурке.

Девочка поднялась на ноги и заметила совсем рядом с собойначало тропинки, уводившей куда-то сквозь густые кусты. На тропинке лежалобурое орлиное перо. Девочка задумчиво подобрала перо, подняла корзинку и пошлавперёд. Она всё искала глазами следы пса и сама не заметила, как вышла кзнакомой берёзе. На вершине опять сидел и невозмутимо чистил клюв большущийорёл. Она могла бы поклясться – тот самый. Завидев Оленюшку, беркут выпрямился,бесстрастно разглядывая человеческое дитя.

Девочка запрокинула голову и с обидой обратилась к нему:

– Что ж ты, батюшка орёл…

Могучая птица промолчала. Девочка шмыгнула носом, захотеласмахнуть подступившие слёзы и…

Вокруг стояли берёзы. Берёзы, родные ей до последнейотметинки на белых стволах. А за ними видать было луг и за лугом – дом. Идевочка со всех ног припустила в ту сторону, даже не помня о родительскомгневе, что должен был неминуемо постигнуть её. Гнев родительский – правый, еголи бояться! Гроза летняя, после которой с удвоенной силой лезут из землизелёные стебли…

К её удивлению, мать встретила дочку так, словно тавернулась точнёхонько в срок. И хлебная закваска в горшочке не засохла, былаживая, дышала силой. Тогда девочка посмотрела на резную календарную доску, чтовисела под изваяниями в Божьем углу, и увидела, что зарубок на ней неприбавилось. Она вернулась домой в тот же день, когда уходила. Словно вовсе небыло ночи, проведённой в чужом чёрном лесу.