Уделяй больше внимания Би. Риддл говорит – она почти все время одна, бегает без присмотра, никто ей ничего не поручает и ничего от нее не ждет. И она выглядит запущенной. Одежда, волосы… Он говорит – ты уделяешь внимание ее уму, но все остальное… Ну так вот. Она не должна бегать по имению, словно бродячий котенок. Ты обязан взяться за нее. Хочешь, чтобы она выросла бесполезной и невежественной? Неухоженной и необученной? Ей нужно занятие и для ума, и для рук! Он говорит, что мы серьезно недооценили ее разум и в результате она не получила того воспитания, какое должна была получать с младенчества. Би ревнует к Шун и знакам внимания, которые та получает. Не давай ей повода. Это твой единственный ребенок, Фитц. Уделяй ей внимание.

Хорошо, – пообещал я, но Неттл уже исчезла.

А я остался сидеть в кресле, и голова моя раскалывалась от Силы, чего не случалось уже много лет. Дядя Верити однажды сказал, что связываться с моим отцом при помощи Силы было все равно что попасть под лошадь. Чивэл обладал мощным талантом – врывался в разум брата, скидывал сведения и уходил. Теперь-то я понял, что имел в виду Верити. Мои свечи почти совсем сгорели, прежде чем я пришел в себя. Неттл заставила меня задуматься о том, что мне и в голову не приходило. Би ревнует? Я долго пытался понять, с какой стати Би начала ревновать меня к Шун. Решив, что знаю ответ, я пообещал себе рано утром призвать Ревела и все исправить.

Постоянное нытье Шун, чтобы все переделывали по ее вкусу, в те дни полностью занимало внимание моего отца и Риддла. Обещанные мне уроки верховой езды так и не начались. Утром, когда я вернулась с прогулки, Риддл повез леди Шун в город в двуколке, чтобы она смогла поглядеть, какие там продаются ткани на рынке, и купить новые одеяла. Меня мало утешило что двуколка подпрыгивала и тряслась на обледенелых выбоинах на дороге и что Шун, можно было не сомневаться, ожидало разочарование. Она сцапала Риддла, присвоила его. Я поняла, что ревную не из-за себя, но из-за сестры. Я знала, что Риддл в каком-то смысле принадлежит Неттл, и мне не нравилось, как Шун заставляет его тратить время на себя. Если кто и помнил, что мне обещали уроки верховой езды, о них даже не упомянули вслух. А когда Риддл и Шун вернулись, они почти сразу отправились в куда более дальнее путешествие, чтобы купить столько вещей, что отцу пришлось послать с ними две повозки. Никто и не подумал спросить меня, хочу ли я поехать в город и не желаю ли купить чего-нибудь на рынке.

Следующие дни были полны шума и суеты. В Ивовый Лес прибыла новая волна рабочих. По подъездной дороге туда-сюда ездили тяжелые телеги, запряженные огромными лошадьми. Мужчины выгружали доски и камни, носили их через весь дом. В одной из стен обнаружили гниль, и простой ремонт сильно усложнился. Стук молотков, визг пил, топот рабочих и их громкие разговоры как будто заполнили каждый угол в моем доме. Я пообещала отцу, что всячески постараюсь не путаться под ногами, и сдержала слово. Я по-прежнему спала в маминой гостиной. Сундуки с одеждой переместили туда и заполнили моими выстиранными вещами. Их оказалось намного меньше, чем было. Наверное, Ревел решил что-то сжечь.

И тогда я решила отправиться на конюшню сама. Я не очень-то хорошо знала эту часть имения. Большие животные повергали меня в ужас, ведь я была так мала по сравнению с ними. Даже пастушьи собаки казались мне огромными, а под брюхом у рослой лошади я могла бы пройти, не нагибая головы. Тем не менее я не только добралась туда, но еще и разыскала кобылу, которую отец так давно выбрал для меня. Серую в яблоках, с одним белым копытом. Я нашла табурет, подтащила его к стойлу, забралась и стала смотреть. Кобыла оказалась не из робких: почти сразу подошла, понюхала мою туфлю, потом потрогала губами край туники. Я протянула ей руку, и она стала лизать мою ладонь. Я сидела спокойно и не мешала ей, потому что так я могла как следует рассмотреть ее опущенную голову.

Но тут кто-то сказал:

– Э-э, госпожа, не позволяйте ей так делать. Понимаете, она просто любит слизывать соль с кожи. Из-за этого у нее может появиться привычка кусаться.

– Не появится, – заверила я, понятия не имея, правда ли это.

Мальчик, глядевший на меня, был на пару лет старше, как мне показалось, но намного выше меня ростом и шире в плечах. Мне понравилось смотреть на него сверху вниз. В его черных волосах запуталась солома, а жесткая ткань рубашки истончилась от многократной стирки. Нос и щеки у него раскраснелись от ветра и мороза, руки были загрубевшими от работы. У него был прямой, крупный нос, а зубы казались чуть великоватыми. Он прищурился, заслышав мой дерзкий ответ.

Я убрала руку из-под языка кобылы.

– Это моя лошадь, – сказала я, оправдываясь, и мне не понравилось, как это прозвучало.

Лицо мальчишки посуровело.

– Ага. Я вроде как догадался. Вы, значит, леди Би.

Пришел мой черед прищуриться.

– Я Би, – сказала я. – Только и всего.

Он бросил на меня осторожный взгляд:

– Я Пер. Ухаживаю за Серой-в-яблоках и гоняю ее на корде[8].

– Серая-в-яблоках, – повторила я.

Я даже не знала, как зовут мою собственную лошадь. Почему мне от этого сделалось стыдно?

– Ага. Глупое имя, правда?

Я кивнула:

– Так можно назвать любую лошадь этой масти. Кто дал ей такое дурацкое имя?

Он пожал плечами:

– Да никто… – Мальчишка почесал голову, и соломинка упала на плечо. Он ее даже не заметил. – Она сюда пришла безымянной, и мы просто о ней говорили: «Вон та, серая в яблоках», – а потом ее стали так называть.

Наверное, в этом была моя вина. Я заподозрила, что отец дожидался, когда я приду сюда и познакомлюсь с ней, дам ей имя. Я этого не сделала. Я боялась лошадей, потому что они такие большие. Я боялась себе представить, что лошадь может сделать, если не захочет, чтобы я сидела на ее спине.

– «Пер» – тоже странное имя.

Он бросил на меня косой взгляд:

– Персивиранс, госпожа. Но звать меня так все время слишком длинно выходит, так что меня зовут просто Пер. – Он посмотрел на меня и вдруг признался: – Но однажды я стану Толлестменом Верзилой. Дед мой был Толлмен Дылда, а отец оказался еще выше ростом, и все слуги стали называть его Толлермен Орясина. Так и зовут до сих пор. – Он выпрямил спину. – Я сейчас не очень-то высокий, но еще вырасту, наверное, и в конце концов сделаюсь выше папули. Я буду Толлестменом Верзилой. Не Персивирансом.