Но прилавки ломятся от своего и импортного спиртного, да еще многие гонят самогон, а сердобольные братья из солнечных республик, обосновавшись в нашем доме, травят хозяев техническим спиртом, который до нужных кондиций разбавлен водой и для приличия разлит в грязные бутылки с криво наклеенными этикетками фирменных напитков.

Борьба бесконечна, это маленькая война, которую красноглазый зеленый змий ведет с населением нашей страны и в которой, похоже, одерживает убедительную победу. Но русского человека возможность поражения не устрашит. Русский человек привык к страшилкам. Держа бутылку в одной руке и стакан в другой, он хладнокровно слушает эти страшные слова и произносит тост, чтобы этого не случилось.

И пока мы пьем, все мечты о светлом коммунистическом, а равно как и о светлом капиталистическом рае, даже просто о нормальной человеческой останутся бесплодными мечтами наших руководителей. Пока мы пьем, будут существовать темные «сучьи кутки», обшарпанные притоны, а на ночных улицах нормальных людей будут встречать опухшие небритые рожи с неизменным вопросом: «Слышь, дай рупь! На опохмелку не хватает». И будьте уверены, что если вы ему откажете, он из вас этот рубль вытрясет, возможно вместе с жизнью.

Я не призываю всех и сразу записаться в трезвенники — это так же невозможно, как встретить в лесу Бабу Ягу. Сам далек от праведного образа жизни.

Но быть может, каждому пьющему и выпивающему человеку стоит просто остановиться, посмотреть по сторонам. Потом осторожно заглянуть в зеркало и убедиться, что печать деградации еще не затронула его благородного чела, и все это просто досужие выдумки умников, которые предпочитают сидеть с книгой, вместо того чтобы, как и подобает настоящему мужику и русскому богатырю, перед выходом в свет хлопнуть пару граненых стаканов или на худой конец влить в себя ведро пива?

А может, руководству нашей страны надо просто признать, что битву с зеленым змием мы уже проиграли, — последние из когда-то крепкого воинства уже лежат около колес вверенного им трактора «Беларусь», зажав в руке стакан, или просто, покачиваясь и шатаясь, глядя на мир бессмысленными ничего не видящими глазами, идут в никуда.

И зачем мы такие кому-то нужны? Вот такие — разуверившиеся, усталые, погрязшие в грехах и потреблении, лишенные идеалов, не знающие пути?

А главное — что мы будем там делать такие, среди звезд, где бессмертна душа?

Гнать самогонку из левоспиральных фотонов? Или вечно вариться в котлах? Но физическую боль чувствует тело, душе требуются иные мучения.

Отсюда следует единственный вывод — мы будем лежать смирно под крестами и обелисками, нас не потревожат трубы ангелов и глас Божий — мы уже испытали рай и ад на земле, нас ничем не удивить, а праведникам вечная жизнь будет не наградой, а наказанием.

Вот построили дома прощания — тихо, прохладно, покойник смирно лежит в гробу, все ходят с печальными лицами, пахнет тленом увядающих цветов, а на экране демонстрируются фотографии покойника. На них он еще жив, на них он не думает о смерти — произносит тост за жену, держит на руках ребенка, тащит из воды одуревшую щуку или просто смотрит на вас живыми глазами.

«Безвременно покинул наш мир после продолжительной и тяжелой болезни».

Разве это не фарисейство?

Поневоле настраиваешься на мысль — а что будет после тебя, что скажут о тебе, как ты жил на белом свете. О покойниках говорят либо хорошо, либо молчат.

Как говаривал один знакомый грузин: «Жизнь прожить — не чахохбили скушать». Ты был прав, Анзор. Скушать чахохбили проще.

Отец никогда не учил меня жить правильно, он учил меня жить достойно. Это куда более объемное понятие, потому что жить достойно и значит — жить правильно. Простые правила, библейские заповеди — если бы мир и в самом деле жил по ним, на Земле бы давно наступил золотой век.

Увы!

Терпеть не могу либеральных интеллигентов.

Раньше к интеллигенции относились инженеры, учителя, библиотекари, доктора и кандидаты разнообразных наук, серьезные читатели. Была у нас рабочая и крестьянская интеллигенция. Теперь их нет. Сейчас все они низведены до маргиналов. Представители московской и питерской тусовок присвоили себе право говорить от имени всего народа.

Они никого не любят, кроме самих себя, они обожают свое отражение в зеркале. Они с легкостью необычайной могут покинуть свою страну, если что-то в ее развитии им не понравится. Потому что страна им до лампочки, у них нет Родины. Они граждане мира, а потому им наплевать на эту страну — они молятся на иные идеалы.

Не могу представить себе отца, уезжающего за границу.

Да и сам я никогда не смог бы уехать, разве что моя Россия откажет мне в своей материнской любви.

Долгое время я вел заочные разговоры с отцом. Мы спорили, соглашались друг с другом, обменивались оценками происходящего в мире. Мы понимали друг друга.

Отец относился к той высокой интеллигенции, которой не стало, которую смел и смял вал вальяжных ничтожностей, присвоивших себе право говорить от имени остального населения.

В один прекрасный день отец мне не ответил.

Я вдруг понял, что отец ушел окончательно. Опоры не будет. И тогда я попрощался с ним еще раз. Прощай! Хотелось бы встретиться. Но за последней чертой — пустота.

Мы продолжаем жить, а родственники, друзья и знакомые постепенно уходят. Зачем жить долгую жизнь — ведь обязательно окажешься в одиночестве?

Сто лет или около того — срок достаточный для того, чтобы мы совершили предначертанное, чтобы мы испытали все радости и все горести. Уставшие от забот, мы все-таки покидаем этот мир. Все правильно, так и должно быть. Вечность — это не для человека. Ты взошел на корабль, совершил плавание

А все-таки мы прожили неплохую жизнь. Нам нечего стыдиться, папа. И пройденного нами пути у нас никто не отберет.

С радостным криком врывались мы в жизнь. Со вздохом разочарования покидаем его. Пусть другие продолжают путь, возможно, им предстоит понять истину, на которую мы так и не нашли ответа.

Зачем мы жили на Земле?

Все-таки обидно уходить.