— Я верю, — серьезно сказал Мусорный Бак, — но менядействительно так называли. Потому что я часто поджигал чужие мусорные баки,почтовые ящики и разное другое. Я сжег пенсионный чек старой леди Симпл, и заэто меня отправили в исправительную колонию. А еще я сжег Методистскую церковьв Поутенвилле, штат Индиана.

— ДА НУ? — спросил Кид восхищенно. — Парень, да ты похожечокнутый, как сортирная крыса. И это отлично. Мне нравятся чокнутые. Я и самчокнутый. У меня совсем крыша поехала. Мусорный Бак, говоришь? Мне этонравится. У нас с тобой хорошая пара. Чокнутый Малыш и Чокнутый Мусорный Бак.Давай пожмем друг другу руки.

Малыш протянул руку, и Мусорный Бак постарался пожать ее какможно быстрее, чтобы Малыш снова взялся за руль обеими руками. Они скользнулиза поворот, и там, перегородив почти всю дорогу, стоял «Бекинз», и Мусорный Бакзакрыл лицо руками, приготовившись к немедленному путешествию в астральныйплан. Малыш даже ухом не повел. «Форд» скользнул по левой обочине, какводомерка, чиркнув боком по кабине грузовика.

— Близко, — сказал Мусорный Бак, когда почувствовал, чтоможет говорить без дрожи в голосе.

— Ну, парень, — равнодушно сказал Малыш. Один из егокукольных глаз торжественно подмигнул Мусорному Баку. — Не надо ля-ля. Какпиво? Ядреное, правда? Бьет по башке после езды на детском велике, так ведь?

— Конечно, — ответил Мусорный Бак и сделала еще один большойглоток. Он был сумасшедшим, но не настолько, чтобы противоречить Малышу, когдатот ведет машину. Даже и в мыслях не было.

— Ну, не будем вешать друг другу лапшу на уши, — сказалМалыш, потянувшись на заднее сиденье за пивом. — Мы ведь едем в одно место,так?

— Пожалуй, — осторожно ответил Мусорный Бак.

— Едем на запад, — сказал Малыш. — Чтобы получить свой кусокпирога. Ты веришь в эти штучки-дрючки?

— Пожалуй.

— Тебе снились сны об этом буке в черном летнем костюме, такведь?

— Вы имеете в виду священника?

— Я всегда имею в виду то, что говорю, и говорю то, что имеюв виду, — равнодушно сказал Малыш. — Не надо ля-ля, сраный жук. Это черныйлетний костюм, и на парне очки-консервы. Такие большие, что лица не видно.Старый мудозвон, вот он кто, так ведь?

— Да, — ответил Мусорный Бак, отхлебнув еще теплого пива.Голова его начала гудеть.

Малыш сгорбился над оранжевым рулем и начал подражатьпилоту-истребителю во время воздушного боя. «Форд» завилял из стороны всторону.

— Ниииииииийййяааааааахххх…. ехехехвхехехех…будда-будда-будда… получай, фашист… разворачивай пушку, чертов сопляк… такка…такка… такка-такка-такка! Они сбиты, сэр! Все спокойно… ХоуООООООГАХ! Садимся,парни! ХоуОООООООГАХ!

На протяжении всей этой сцены лицо его оставалось абсолютнобесстрастным. Кожа Мусорного Бака покрылась тонкой пленкой пота. Он выпил пиво.Теперь ему надо было пописать.

— Но я его не испугался, — сказал Малыш, словно разговор непрерывался ни на секунду. — Хрен ему. Он крутой парень, но Малышу ужеприходилось иметь дело с крутыми парнями. Сначала они закрывали рот, а потом —глаза, как говорит Босс. Ты веришь в эти штучки-дрючки?

— Конечно, — сказал Мусорный Бак.

— Ты знаешь Босса?

— Конечно, — сказал Мусорный Бак. У него не было нималейшего представления о том, кто такой Босс.

— Тот, кто не знает, пожалеет об этом. Слушай, знаешь, что ясобираюсь делать?

— Ехать на запад? — осмелился предположить Мусорный Бак.Предположение казалось достаточно безопасным.

Малыш нетерпеливо дернулся.

— После того, как я буду там. После. Знаешь, что я собираюсьделать после?

— Нет. Что?

— Хочу ненадолго залечь на дно. Разнюхать ситуацию.Понимаешь эти штучки-дрючки?

— Конечно, — сказал Мусорный Бак.

— Не надо ля-ля. Просто разнюхать. Разнюхать, кто стоит воглаве. Потом…

Малыш замолчал.

— Потом что? — неуверенно спросил Мусорный Бак.

— Потом заткну ему рот и закрою ему глаза. Покажу, гдезимуют раки. Оторву ему яйца. Ты веришь в это?

— Да, конечно.

— Я возьму над ним верх, — сказал Малыш доверительно. —Оторву ему яйца. Держись со мной, Мусорный Бак. Нам больше не придется жратьконсервированную свинину с бобами. Мы сожрем столько кур, сколько тебе и неснилось.

«Форд» с грохотом понесся дальше. Мусорный Бак сидел наместе пассажира с теплым пивом на коленях, и его одолевало внутреннеебеспокойство.

Перед самым рассветом пятого августа Мусорный Бак вошел вЦиболу, также известную под названием Лас-Вегас. Где-то на последних пяти миляхдороги он потерял свою левую теннисную туфлю, и теперь его шаги звучали так:«шлеп-БУХ, шлеп-БУХ, шлеп-БУХ».

Он почти дошел, но теперь, когда он пробирался по забитомумашинами шоссе, им овладело легкое удивление. Он смог. Он был в Циболе. Он былподвергнут испытанию и с честью выдержал его.

Вокруг него были сотни ночных клубов. «Роллс-Ройс СильверГост» стоял, врезавшись в витрину магазина порнолитературы. Обнаженная женщинавниз головой свисала с фонаря. Он заметил, как ветер гонит мимо него двестраницы местной «Сан». Снова и снова мелькал у него в глазах заголовок:ЭПИДЕМИЯ РАСПРОСТРАНЯЕТСЯ, ВАШИНГТОН МОЛЧИТ. Он увидел огромный плакат снадписью НЕЙЛ ДАЙАМОНД! ОТЕЛЬ АМЕРИКАНА 15 ИЮНЯ — 30 АВГУСТА! Кто-то нацарапалЛАС-ВЕГАС, УМРИ ЗА СВОИ ГРЕХИ! на витрине ювелирного магазина,специализировавшегося исключительно на обручальных кольцах. На улице лежалогромный перевернутый рояль, похожий на мертвую деревянную лошадь. Но где желюди? Где вода?

Мусорный Бак задремал на ходу, споткнулся и упал. Когда жеон поднял взгляд, он едва смог поверить своим глазам. Он даже не заметил, каккровь потекла из его носа, заливая рваную синюю рубашку.

Высоченное белое здание устремлялось в пустынное небо,монолит в пустыне, игла, памятник, столь же величественный, как Сфинкс илипирамида Хеопса. Окна на его восточной стороне отражали восходящее солнце.Перед входом в здание стояли две золотые пирамиды. Над входом был укрепленбольшой бронзовый медальон с барельефом оскалившейся львиной головы.

Над медальоном была надпись, также выполненная из бронзы:МГМ ГРАНД-ОТЕЛЬ.

Но то, на что были устремлены его глаза, находилось наквадратной лужайке между стоянкой и подъездной дорогой. Оргазмическая дрожь таксильно сотрясала его, что на мгновение он мог лишь, приподнявшись наокровавленных руках, смотреть на фонтан своими выцветшими голубыми глазами. Изгруди его стал вырываться тихий стон.