— Сэр калика!.. Ты... проснулся?

— Я храпел? — спросил калика. Его зеленые глазабыли чистые, он внимательно смотрел на Томаса, на свое туго стянутое веревкамитело.

— Самую малость, — заверил Томас. — Впрочем,мы с драконом не слышали.

— Привязал меня ты?

— Ну... дракон был занят. Он махал крыльями. Нашидрузья, которые Тайные Семеро, наслали на тебя плохой сон, вот я и...

Олег кивнул, поморщившись:

— Сейчас их натиск ушел. Развяжи.

Томас смотрел сияющими глазами, гора свалилась с плеч, норуки от узлов отдернул:

— А ты уверен... что не повторится?

Олег покачал головой:

— Я теперь ни в чем не уверен. Правда, второй раз таквнезапно захватить себя не дам.

— Но ты... сэр калика, не обижайся, но как я могу бытьуверен, что это не они тобой сейчас руководят? Когда бесы овладевают человеком,могут делать с ним все, что хотят! Бывает, сам не знает, что одержим бесом!

Олег не спускал с него глаз, привычно зеленых, в которыхбыла боль:

— Сэр Томас, тебя не зря назначили вожаком рыцарскогоотряда! Я думал, ты лишь храбрый меднолобый, но ты не дурак. Нет, я бесом неодержим. Доказать не могу, но если не развяжешь, я скоро умру от застоя крови.Веревки очень тугие, сэр Томас.

— Ты чересчур силен, — возразил Томас, чувствуясебя виноватым.

Он торопливо развязал узлы на руках калики, вместе освободилиноги и тело. Томас заботливо привязал калику толстой веревкой вокруг пояса,другой конец он заблаговременно закрепил на гребне. Калика лишь усмехнулся. Онпосматривал на рыцаря с уважительным удивлением.

Олег морщась растирал опухшие члены, Томас разминал емусиние от затекшей крови ноги. Один раз отвлекся покормить дракона, а когдавернулся, калика сказал с насмешкой в голосе:

— Что ж ты жрешь сырую печень? Разве ваша религия незапрещает есть с кровью?

— Я христианин, а не иудей, — ответил Томас сдостоинством. — Это они даже хлеб обрезают и выбрасывают, ежелисобственная кровь из десен попадет на крошку!

— Ах да, — ответил калика устало, — я спуталвас, христиан, с хазарами... Сэр Томас, я еще не встречал такого отважногочеловека! Просыпаюсь, а он сидит на горбу дракона и жрет мясо, котороепредназначено дракону!

— Делать-то больше нечего, — ответил Томасоправдываясь. — Зверь летит правильно, ты спишь, женщин и вина нет, докорчмы далеко, а мне холодно и страшно...

— Неужто страшно? — изумился Олег. Глаза егосмеялись.

— Еще как, — признался Томас. Он зябко передвинулплечами. — Это вы, язычники, всяких летающих жаб видели, а для меня, воинавойска Христова, этот странный зверь в диковинку!

— Тем не менее ты сидишь у него на холке и жрешь.

— Нужда, — проворчал Томас, — научит калачиесть, как однажды сказал один мой друг и побратим из Скифии, то бишь Руси.

Олег устало откинулся, привалившись спиной к широкомугребню, лицо его было все еще мертвенно бледное. Он сказал:

— Мы уже сократили четыре дня...

— Четыре? — изумился Томас.

Он порозовел, надежда слабо затрепыхалась в сердце. Олегприкрыл глаза, как смертельно измученный человек, прошептал:

— Взгляни вниз... Мы уже над петлей реки Дон...

— Дон? — встрепенулся Томас, не веря своимушам. — Я еще не летывал в этих краях, сэр калика!.. Мне сверху узнаватьнепривычно... пока что.

— Дон... только не англицкий, не славянский... везде,где прошли скифы, общие предки, реки назывались Дон... либо, как искажено нынеживущими племенами: Дно, Днепр, Днестр, Донегол...

Голос оборвался, он заснул на полуслове. Томас вздохнул соблегчением, не хотелось признаваться, что шея онемела от нечеловеческих усилийдержать голову прямо, не давая взглянуть вниз в эту жуткую бездну. И так душаскребется в пятках, вот-вот вырвется на свободу! Поспешил доблестный сэр каликапохвалить за отвагу, так не признаваться же в трусости? Надо держать рыцарскуючесть высоко.

Он посматривал на страшную рогатую голову, что рассекалавоздух всего в трех-четырех шагах впереди. Почудилось или дракон в самом деленачинает поворачивать голову? И почему дергается уголок хищной пасти?

Калика проснулся через час, порозовел, в тусклых глазахпоявился блеск. Зябко передернул плечами:

— Не учли, надо бы пару одеял... Впрочем, где их взять?Летим все так же?

— На северо-запад, — ответил Томас, сдерживаященячью радость, что калика проснулся, и теперь можно большую часть заботпереложить на его плечи.

— Ты хорошо знаешь карту, — сказал калика суважением.

— Зачем мне мелочная карта, — ответил Томас надменно,но ощутив, как жаркая кровь начала приливать к щекам, поспешно нагнулся,перевязал узлы на мешках с мясом. — Я смотрю на солнце!

Олег восхитился:

— Сэр Томас, ты прямо как древние витязи, что летали надраконах!

— Они что же... воевали, как на конях?

— В самую точку!

Томас с содроганием смотрел на затылок дракона, помня, какаяу него морда, какие зубы:

— А почему перестали?

Олег подумал, отмахнулся небрежно:

— Народ стал иным... К тому же драконы — это большиежабы с крыльями. Когда сытые, дремлют, а когда голодные — хватают на поле боявсех без разбора. Для них нет своих или чужих.

Дракон внезапно сделал крутой вираж. Томас с проклятием ужепривычно вонзил в щель между плитами меч, придержал навалившегося на негоОлега:

— Перекормил дурака!.. Резвится...

Олег молча посматривал на сердитого рыцаря. Дракон пару разхлопнул крыльями, снова распластал во всю ширь, а Томас с воплем полез позагривку к торчащему между пластин кинжалу: солнце светило прямо в глаза.

Когда он, выровняв путь, вернулся к калике, они прижалисьдруг к другу, пытаясь сохранить остатки тепла. Томас подумал о шатре, но ветерсорвет как пушинку, к тому же проворонишь, когда дракон возжелает есть. Оннепроизвольно пощупал мешки с мясом. Олег сказал сонно:

— Холодно, потому жрет чаще. В жару — раз в сутки.Одного быка, не больше.

Когда начало теплеть, что означало близкую землю, драконсвирепо ударил крыльями, и Томас уже привычно сжав зубы, вцепился в роговыенаросты. При каждом хлопке озябшие пальцы едва не разжимались, его то подбрасывало,то вжимало в костяную спину с такой силой, что глаза лезли на лоб как у рака.Кишки выдавливало наружу, а пальцы едва не расплющивало... тут же ногиотрывались, повисал на кончиках пальцев и на веревке, заранее напрягаясь, ибо вследующий миг дракон рванется вверх, его бросит на твердую драконью спину.