чем ты думаешь, — улыбнулся ему ромей. — И своих сородичей вряд ли оставит в беде. Ты ей поможешь. Люди вашей земли верят тебе. Да и Ждамир перед смертью вас благословил. Непонятно мне только пророчество этого вашего премудрого Арво о потомках великого Вятока, — продолжал он, помешав отвар. — Не мне судить о здешних обычаях, но разве жизнь в княжьем тереме может влить в жилы княжескую кровь?

Этот же вопрос повторила Всеслава, навестив старого Кейо перед тем, как отправиться в Дедославль на вече.

Вещий хранильник, которому все это время удавалось ото всех отделаться малопонятными намеками и отговорками, наконец сумел удовлетворить общее любопытство.

— Ты думаешь, детонька, князь Всеволод был первым, кому не хотелось родимое чадо поганым хазарам заложницей отдавать? Его дед, князь Всеслав, тоже имел пятерых сыновей и только одну дочь, которую при рождении в честь отца назвали.

— Матушка? — потрясенно подался вперед Добрынич.

— Она самая, — кивнул Арво. — И совершенно напрасно Ратьша Дедославский, прими Велес его мятежную душу, перед тобой чванился. Твой род по материнской линии лучше его будет, ибо от старшей ветви потомков Вятока идет. Так что, хочешь — сам на великое княжение иди, хочешь — уступи дочери и ее супругу это право.

— Да куда уж мне! — махнул Добрынич рукой, глядя на притихших в удивленном внимании Святослава, воевод и бояр. — Всеславу с малолетства в Корьдно чествовали как княжну, она носит под сердцем дитя великокняжеское, ее и Неждана Ждамир преемниками выбрал, вот пусть они и княжат.

— Любо нам это! — воскликнули приехавшие к хранильнику бояре, и этот возглас подхватили собравшиеся на вече люди земли вятичей.

— Долгих и благих лет матушке княгине!

— Счастья ей и ее супругу!

— Слава нашему заступнику Соловью!

Пророчество старого талмудиста сбылось, только совсем не так, как он мог предположить.

В ясных смарагдовых очах Всеславушки стояли слезы.

— Нежданушка, милый! Ущипни меня! Уж не грежу ли я наяву.

— Ну, братцы, теперь заживем! — довольно потирал руки стоящий в первом ряду веселый, но почти что трезвый Сорока. — Такая княгинюшка-лапушка в обиду не даст и в беде не оставит.

— А наш-то, наш-то, неумойка беспортошный! — улыбался рядом Чурила. — Точно всю свою жизнь княжую шапку носил.

— Верно, так богами было суждено, оказаться ему на пути светлейшего Всеволода, — подытожил Хеймо.

Впрочем, в той стороне, где стояли нарочитые, в том числе и прощенные мятежники, славословия звучали далеко не так ликующе.

— Ох, времена настали последние, — вздохнул боярин Бранко, которому только ценой неожиданного для его соратников перехода под знамя Сокола и Росомахи у Девягорска, то есть, фактически ценой предательства, удалось сохранить добро и голову на плечах. — Разбойника без рода без племени княжой шапкой величаем!

— Молчи уже! А то твой Ратьша был не такой разбойник? — ткнул его в бок боярин Красимир, проникшийся уважением к Неждану, когда тот все-таки не позволил Доможиру послать на бойню его пятнадцати- и шестнадцатилетнего сыновей-погодков. Боярин сам понес штурмовую лестницу и первый на нее взобрался, без доспехов, с чужим мечом сумев удержаться на стене.

— А что до древности рода, — добавил боярин Урхо, — то хоть Неждан и не признал отцовское родство, да только Ашина могут тут даже с потомками Вятока поспорить!

— Ну что, брат, — сразу после вече подошел с поздравлениями Хельгисон. — Похоже, для людей своей земли ты так и останешься Соловьем.

— Все лучше, нежели, как Ратьша, коршуном хазарским, — пожал плечами Неждан.

— Ну, первое прозвание твое мы вряд ли забудем! — усмехнулся Сфенекл. — Все у тебя в жизни, как всегда, нежданно-негаданно!

— Главное, выходит все хорошо и ладно! — в тон ему добавил Икмор. — Аж завидки берут!

— А для моих соотечественников да арабов с хвалиссами можешь нареченным и крещеным именем называться! — подытожил Анастасий.

— Да по мне хоть горшком назовите, — отшутился Незнамов сын, — только в пекло я больше не полезу!

— Пекло пеклу рознь, — покачал головой Хельги. — Не думаю, что управлять такой землей проще, нежели удерживать равновесие на стропилах среди огня. Особенно сейчас.

Неждан не нашел, что возразить, ибо о том же толковали они с Всеславой по дороге сюда.

— Какое везде запустение, — едва не со слезами на глазах глядела по сторонам молодая княжна. — Точно вороги лютые по селам и весям прошлись!

— Смута и мятеж страшнее нашествия иноплеменников будут! — отозвался Неждан.

— Вражеские рати всегда можно сообща отразить, а бесчестный изменник тем и страшен, что бьет в спину и нападает из-за угла.

— Кромешников вы покарали, — примирительно улыбнулась ему Всеслава. — Героев наградили. Теперь бы не обидеть безвинно пострадавших, защитить вдов и сирот.

Неждан думал об этом. Великая честь выпала им с любушкой, но и тяжкое бремя. Не тучная и обильная, а разоренная и обескровленная доставалась им земля вятичей. Да только кто же откажется от матери, которую поразил тяжелый недуг. Стоя посреди вечевого поля на высоком помосте, рядом со своей княгиней, Неждан вглядывался в лица тех, кто, оказывая им высокое доверие, вместе с надеждами на лучшую жизнь возлагал на них огромную ответственность. Многих из собравшихся он знал лично.

С кем-то, их осталось не больше сотни, он вместе скитался по лесам под именем Соловья, кто-то последовал за ним в поход, сражался под стенами Итиля, брал Семендер и Саркел. Пришли и те, с кем довелось расхлебывать кровавую кашу смуты. Все люди надежные, с какими не страшно заглянуть в глаза врагу, даже если этим врагом являются нужда и разорение. Ничего! Пройдет год-два, и по Оке вновь побегут караваны торговых судов, и на месте разрушенных градов поднимутся новые. Пахари и охотники вернутся к своим трудам. А в княжьем тереме, где прежде только нудно бубнили метельники, подсчитывая хазарскую дань, зазвенят детские голоса, и нежный голос княгини Всеславы станет выводить напев колыбельной.

Впрочем, предаваться праздным мечтам может себе позволить лишь тот, у кого других, более важных дел нет. А у Неждана и его молодой жены дела как раз в огромном количестве имелись. И напрасно баяли сказители, что княжеская жизнь — это сплошные нескончаемые пиры, во время которых светлейший своим присным поручения дает. Такое, может, и случалось в прежние годы, когда великий князь, подобно кагану хазарскому, стен своего терема не покидал.

Незнамову сыну не то, что пировать, не всегда хватало времени какую-никакую снедь на ходу перехватить, а что до незатянувшихся ран, их приходилось долечивать на ходу. Пока его воеводы подавляли последние немногие очаги мятежа (обожженные руки никак не желали пока снова приноравливаться к мечу), Неждан пекся о том, чтобы новая, счастливая жизнь, о которой они все мечтали, о которой говорилось