– Пошли! Пошли!

– Круши супостатов! Бей изменщиков государю!

– Не робейте, казаки! И мы следом за вами! Искровяним морды сучьим детям!

– Под лед треклятого немца Муфеля! Под лед пса иноземного! – Пешие казаки провожали конных и сами рвались следом, чтобы всем скопом ударить на стройные солдатские шеренги. Но Иван Жилкин, поручик Счепачев, Петр Хопренин сдерживали свое пешее воинство, зная, что если конные не сомнут солдатские шеренги, кидаться на них открытой грудью да по открытому месту весьма опасно – полягут мужики от прицельного залпового огня, а уцелевшие дрогнут и побегут назад. Вот если Пустоханову удастся смять пехоту, тогда…

Илья Арапов, не переставая с волнением следить за уходящей от берега своей конницей, неожиданно сказал Кузьме Аксаку:

– А помнишь, Кузьма Петрович, как под Ромодановым Иван Чуприн кричал драгунскому офицеру: «Вот когда побьете нас всех, тогда лишь умолкнет набат над нашими Головами!» Двадцать лет с одним годом минуло, и над нами с тобой, теперь в Самаре, вновь набат…

– Не только над нами, атаман! – горячо отозвался Кузьма Аксак, привстав в седле, чтобы лучше видеть уходящую конницу Пустоханова. – Ныне по всей Руси набатный гул стоит! То счастье, что и на нашу долю выпало драться под набатом за мужицкую волю!

Не сговариваясь, оба троекратно перекрестились – на льду началось сражение!

Менее чем в версте от самарского берега атаманова конница, встреченная пистолетными и ружейными выстрелами, сама осыпав казаков Муфеля не менее сильным пистолетным и ружейным огнем, дружно ударила в копья и после короткой сабельной рубки заметно потеснила вражескую конницу. За снежной завесой трудно было разглядеть все подробности, да и непонятен со стороны конный бой – крики, редкие теперь выстрелы заглушались несмолкаемым набатом: казалось, встревоженная за свою участь Самара звала к себе на помощь сильное государево войско из-под далекого Оренбурга. Но даже гарнизону в пригороде Алексеевске не велено было срываться с места на зов самарского набата.

Звонили для собственного воодушевления да еще для спешивших к городу союзных калмыков.

– Господи, да что за напасть на нас с неба! – Илья Арапов ладонью смахнул холодные снежинки, которые слепили глаза. – За таким снегом и не увидишь, как калмыки сикурсовать нам будут!

Старый Жилкин, весь осыпанный снегом, не оборачиваясь к атаману, который стоял на бревенчатом срубе редута, громко ответил:

– По их гортанным крикам распознаем! Гонят! Гляди, атаман, гонят наши казаки муфелевцев! Ура-а! Еще малость – и зайдут солдатам в спину! Ужо тогда и мы ударим!

А с волжского льда сквозь набатный гул по-прежнему доносились приглушенные расстоянием выстрелы. Но вот снег на малое время приутих, и атаман увидел, как по льду, оставляя побитых и поваленных под копыта, уходит к Самаре его необученная, из поселенцев в основном, конница, а на хвосте казаков висят драгуны, которых Муфель спешно бросил в сражение на подмогу своим попятившимся было казакам. И прежде чем снежная пелена вновь накрыла дерущихся и весь самарский берег, Илья Арапов успел приметить рослого всадника, который оборотил коня к драгунам и, бросив поводья, двумя руками размахивал длинной оглоблей, не подпуская к себе наседающих драгун и вновь развернувшихся к берегу лицом саратовских казаков.

– Семен Володимирцев! – Илья Арапов едва успел опознать отважного сызранца – к купцу подскакал саратовский казак и арканом сорвал его со вставшего на дыбы коня.

Илья Федорович до боли закусил губу, в душе вспыхнуло отчаянное желание метнуться в холодное седло, кинуть коня в яростный скок и с острой саблей врубиться в гущу врагов, круша направо и налево…

И кинулся бы помогать своим казакам, не будь за ним всего воинства, Самары, многих почти пустых крепостей и государя Петра Федоровича, который бьется под Оренбургом, веря, что он, походный атаман, накрепко закроет старую Московскую дорогу…

С запада опять потянул низовой ветер, началась сильная поземка, но и с неба снег валил по-прежнему густо. Под плетнями, за домами и дворовыми постройками на глазах вырастали длинные сугробы.

– Атаман! Отходят наши казаки! – Это кричал, глядя поверх пушечного ствола, Наум Говорун.

– Вижу, братец, вижу! А где наши вешки?

– За поземкой не разглядеть! – ответил Наум.

Сысой Копытень, сорвав с лица волосяную накидку – от смерти, что ли, теперь прятать обезображенный лик? Убоится ежели, так тем лучше, – закричал от другой пушки:

– Атаман! Дозволь по солдатам стрельнуть! Вона, гляди, как густо бегут следом за драгунами!

– Ударь, Сысой! Ударь по извергам! Пущай малость поотстанут от наших казаков! – откликнулся Илья Арапов.

Под громкую команду Наума Говоруна канониры, оберегая запальники от лепящего снега, разом ткнули фитили в протравочные отверстия, засыпанные пороховой мякотью из пороховниц.

Залп получился отменным. Многие пешие государевы казаки, над которыми с воем пронеслись ядра, невольно присели, опасаясь за свои головы – не снесло бы ненароком!

Среди атакующих драгун – это увидели с волжского берега все – произошло замешательство. Упало не менее четырех лошадей: ядра ударили в самую гущу конницы Муфеля.

– Ура-а-а-а! – отозвался самарский берег на столь удачную стрельбу канониров. – Жарь их чугунными пирогами!

– Круши супостатов поболе! – надрывал горло Иван Жилкин. – Нам легче будет с остальными управиться!

Наум Говорун, сам ловко орудуя банником, подавал команды прочим канонирам:

– Бань орудие! Заряд в дуло! Накати орудие! Пали!

Второй залп ударил уже по хвосту атакующих, сбил двух драгун, прочие ядра, взвихривая за собой длинные снежные хвосты, пронеслись над всадниками и пропали за поземкой. Говорун тут же распорядился выбить лишние клинья из-под стволов, вновь взялся за банник.

Илья Федорович не подгонял Говоруна, видел, что он со товарищами не мешкают. И то славно, что ретивый скок драгун и казаков смешался после первых залпов, отчего есаул Пустоханов успел оторваться от неприятеля и на изрядно притомленных конях подняться к батарее.

– Жив, Гаврила! – успел прокричать Илья Арапов и невольно прикрыл уши ладонями: разом рявкнули четыре большие пушки, им в подмогу громыхнули развернутые к волжскому льду малые двухфунтовые. Выстрелили и откатились на колесах, а глянуть, удачно ли упали ядра, канонирам и времени нет.

Илья Федорович, не дожидаясь, что ответит ему есаул Пустоханов, повелел:

– Наум! Убавь прицел до низкого! Драгуны уже близ берега!

– Слушаюсь, атаман! – тут же крикнул Говорун. – Бей клинья! Бань орудия!

– Исаака Волоткина драгуны посекли! – наконец-то дошло до сознания Ильи Арапова то, что прокричал Гаврила Пустоханов. – Семена Володимирцева с коня арканом сорвали…

– Я сам это видел! – прервал его Илья Арапов. – Отводи не мешкая конных в земляную крепость! Теперь на улицах Самары будут биться пешие! Наум, пали!