Книга открывается такими словами:

...

Бонхёффер не признает реальность вне Бога; он убежден, что нет вне Бога никакого блага. Всякая попытка найти такого рода «внешнее» благо есть «религия» в уничижительном смысле, который придавал этому слову Барт: стремление устранить Бога и построить ущербный человеческий путь на небеса. Так понимает Барт и Вавилонскую башню и фиговый листок, с помощью которого человек тщетно пытается отвести глаза Богу.

«Нам является в искаженном зеркале все то, – пишет Бонхёффер, – что мы видим и познаем не в Господе»623. Итак, Бог – не религиозное понятие и не религиозная реальность. Бог – тот, кто создал реальность, и воспринять реальность поистине можно только в Боге. Ничто существующее не может оказаться вне Его царства, потому и нет другой этики, кроме как творить волю Бога, и Бог – неотменимое условие в уравнении человеческой этики: с Иисусом Христом реальность Бога вошла в реальность мира.

...

Бонхёффер был уверен, что настал исторический момент, когда все увидят то, что видел он. Злодейство нацизма не превозмогалось старомодной «этикой», «правилами» и «принципами» – победить его мог один только Бог. В «нормальных» обстоятельствах люди мыслят категориями добра и зла, они стараются поступать хорошо и избегать дурного. Этого и в обычные-то времена мало, но под нацистским режимом недостаточность подобного «религиозного» подхода сделалась очевидной. «Шекспировские персонажи среди нас, – писал Бонхёффер, – подлость и святость очень мало общего имеют с этическими программами». Гитлер вынудил всех поглядеть в лицо подлинной реальности человеческого бытия: зло вышло на авансцену и сняло маску.

В своей книге Бонхёффер разобрал и отверг ряд подходов к проблеме зла. «Разумные люди, – пишет он, – думают, что с помощью разума им удастся восстановить структуру, распавшуюся по всем сочленениям». Существуют также «фанатики этики», которые «верят, что могут отразить силы зла чистотой своей воли и своих принципов». Люди «совести» теряются, потому что «зло приближается к ним под множеством респектабельных и соблазнительных масок, растревоживая их совесть и сбивая с толку, покуда они не согласятся удовольствоваться спокойной совестью вместо добросовестности». Они «обманывают собственную совесть, чтобы не впасть в отчаяние». Наконец, кое-кто прибегает к «частной добродетели». Эта категория

...

Бонхёффер отнюдь не выделял себя в особую категорию. Тот период немецкой истории загнал всех в этическую ловушку. Вокруг творилось чудовищное зло, что тут можно было сделать, что нужно было делать? Письма бывших семинаристов Бонхёфферу показывают, как их неотступно терзали вопросы – когда протестовать, а когда уступить, идти ли на несправедливую войну или же упереться. Один из них писал Бонхёфферу о том, как его принуждают убивать пленных, а если он не подчинится, то сам будет убит. Такого рода дилеммы сделались повседневностью. Кто в силах хотя бы представить себе ужас концентрационного лагеря, где одни евреи, чтобы отсрочить свою гибель, собственноручно пытали и убивали других евреев? Природа зла проступила наглядно и неприкрыто, и несостоятельными оказались любые попытки разобраться со злом по законам этики. Проблема зла непосильна человеку – все мы запятнаны и от этого клейма не уйти.

Но Бонхёффер не становился в позу моралиста, он оставался одним из тех, кто тяжко озадачен проблемой зла, и сравнивал и себя, и других с Дон Кихотом. Дон Кихот оказался для него точным образом человеческого состояния. В «Этике» он писал, что «наши усилия делать добро уподобляют нас «рыцарю печального образа», сражающемуся с ветряными мельницами. Мы думаем, будто творим благо и боремся со злом, однако на самом деле мы живем иллюзиями. Он говорил это безо всякого осуждения, ибо «лишь низкие духом способны читать о судьбе Дон Кихота безучастно». Это общечеловеческая судьба, и единственный выход – творить волю Божию, решительно, отважно и радостно. Бессмысленно обсуждать «правильное» и «неправильное», то есть этику, вне Бога и послушания Его воле. «Принципы – орудия в руках Господа, они будут отброшены, когда в них минует нужда»626. Мы должны взирать только на Бога, в нем мы найдем примирение с нашей ситуацией.

...

Помимо Иисуса, говорит Бонхёффер, мы не можем определить, что будет правильно или как поступить правильно. Мы должны обращаться к Нему в любой ситуации, только в Нем будет нанесен смертельный удар бездонному злу мира сего. Для тех, кто ухватился за оброненные Бонхёффером слова о безрелигиозном христианстве и счел их основой основ, совсем не к месту оказался этот бескомпромиссный христоцентризм да и другие постулаты «Этики», например, об абортах:

...