Таков сентиментальный взгляд на роль колоний в войне. Совсем иначе видит те же события чернокожий южноафриканец Фрэнк Сексвейл, для которого этот конфликт – «война белых людей», война англичан. Южная Африка принадлежит Англии, «все, что делает африканер, он делает по приказу своего хозяина, Англии»29. Рассуждения Сексвейла в точности отражают равнодушие почти всех его черных и цветных соотечественников к этой борьбе, но при этом он не различает и оттенков в настроениях белых южноафриканцев. Среди африканеров были крепки давние прогерманские симпатии. Фельдмаршал Смэтс, премьер-министр Южной Африки и близкий друг Черчилля, с трудом одолел в 1939 г. парламентскую оппозицию, требовавшую сохранения нейтралитета. Он не только втянул свою страну в войну, но и позаботился о том, чтобы ее вклад в общее дело был достаточно заметен. Однако с первого дня и до последнего он наталкивался на сильное сопротивление и ни разу не осмелился объявить мобилизацию. Белых добровольцев было не так много, а ближе к концу 1940 г. в Йоханнесбурге начались антивоенные демонстрации. Некоторых откровенных нацистов пришлось интернировать до конца войны, в том числе и будущего премьер-министра Йоханнеса Форстера.

В Австралии англичане могли рассчитывать на гораздо более широкую поддержку. В 1939 г. на призыв откликнулись тысячи добровольцев, таких как Род Уэллс, сказавший себе: «Идет война. Доброй Старой Стране требуется помощь. Пойдем и покажем им, из какого мы сделаны теста»30. Три дивизии австралийцев отличились в средиземноморских боях, еще две присоединились к ним на Новой Гвинее и в других тихоокеанских кампаниях. Но война выявила также политическое напряжение и разделение «у антиподов». Полмиллиона рядовых американцев, побывавших в Австралии с 1942 по 1945 г., прониклись расположением к этой стране, но офицеры возмущались провинциальностью австралийцев, жесткими методами профсоюзов, особенно в доках, им казалось, что не так уж энергично местные участвуют в глобальном конфликте. Макартур кисло намекал, что дух австралийцев подорвало двадцать лет социалистического правления. 26 октября 1942 г. военный корреспондент The New York Times Хэнсон Болдуин опубликовал ядовитую критику Австралии:

«Обычные проблемы коалиционной войны обостряются здесь из-за еще одного фактора, вызывающего недовольство самих австралийцев: из-за деятельности профсоюзов. Совершенно очевидно, даже с точки зрения большинства местных жителей, что профсоюзные требования “прав” – работать лишь определенное количество часов, отдыхать вторую половину дня субботы и все выходные – и в целом отношение к войне помешали Объединенным Нациям максимально привлечь Австралию к общим усилиям войны. Точнее всего, позицию профсоюзов “у антиподов” можно определить как “самоуспокоенность”: им лишь бы сохранить привилегии мирного времени».

Болдуин указывал, что обструкционизм австралийских профсоюзов вынудил перекладывать многие обязанности на американских солдат. И он приходит к выводу: «Мы, живущие в демократических государствах, приверженные личным правам и своему легкому, беззаботному образу жизни в мирное время, забыли, какой суровый хозяин война: в пору войны нельзя жить по законам мира». Высказывания Болдуина вызвали в Австралии бурю негодования, ими возмущались и их опровергали, но они соответствовали мрачной реальности, и английское правительство разделяло чувства этого корреспондента. Многие австралийцы показали себя отличными солдатами, но еще большее число их соотечественников предпочитало воспользоваться «демократическими свободами» и не соваться на поле боя.

В Канаде также заморская служба оставалась делом добровольным, а потому в армии хронически недоставало пехотинцев. Хотя канадцы сыграли существенную роль в сражениях за северо-восточные регионы Европы и в Итальянской кампании, в Битве за Атлантику и в бомбардировках Континента, Французская Канада держалась особняком и не хотела вмешиваться в борьбу. «Скверный вечер в Монреале, французские канадцы ругаются, плюют в нас, некоторых ребят выкинули из баров»31, – записал проходивший обучение пилот ВВС, чью часть временно разместили в этом регионе. В августе 1942 г. 59 % французских канадцев угрюмо, отвечая на вопрос анкеты, заявили, что, по их мнению, единственная причина участия страны в мировой войне – членство Канады в Британском Содружестве32.

На Ближнем Востоке и в азиатских странах покоренные народы яростно сопротивлялись принуждению участвовать в глобальном конфликте. Характер немецкого, итальянского или японского режима их мало волновал, они видели в противнике своих угнетателей вероятного союзника и освободителя. Египтом англичане правили де-факто не как узаконенной колонией, жестко и своекорыстно применяя пункты двустороннего договора о дружбе и взаимопомощи. И многие египтяне – едва ли не большинство – оказывали пассивную поддержку странам оси. Сам король Фарук считал поражение англичан неизбежным. Один из офицеров его армии, капитан Анвар Садат, двадцатидвухлетний сын военного писца (впоследствии Садат станет президентом Египта), писал: «Нашим врагом в первую очередь, если не исключительно, была Великобритания»33. В 1940 г. Садат обратился к генералу Азизу Эль-Махри, главному инспектору армии и известному стороннику оси, с предложением: «Мы создали в армии группу офицеров и хотим превратить ее в организацию, которая выгонит англичан из Египта»34.

В январе 1942 г. демонстранты хлынули на улицы Каира с криками: «Роммель, вперед! Да здравствует Роммель!» Британские войска и бронемашины окружили королевский дворец и вынудили Фарука пойти на уступки англичанам. В то лето египетские офицеры предвкушали появление Африканского корпуса Роммеля и свое освобождение. Двух немецких шпионов, Ханса Эпплера и другого, известного лишь под кличкой Сэнди, в Каире принимали как дорогих гостей. Но Садата разочаровало легкомысленное поведение этих двух агентов, которые поселились на Ниле в плавучем доме известной исполнительницы танцев живота Никмет Фами. Он писал: «Очевидно, на моем лице выразилось изумление. Эпплер со смехом спросил: “А где, по-твоему, нам следовало остановиться? В лагере англичан?”» Немцы сказали, что Хикмет Фами «стопроцентно надежна». По вечерам они пьянствовали в клубе «Киткэт» и пачками разменивали фальшивые английские банкноты (через посредство еврея, который якобы брал 30 % комиссионных). Много лет спустя Садат со свойственным его народу неприкрытым антисемитизмом писал: «Меня не удивило, что еврей прислуживает нацистам, ведь еврей за хорошую цену на что угодно пойдет». Англичане арестовали всю эту шпионскую организацию и без особого труда подавили недовольство в стране. Однако преувеличивать верность Египта лагерю союзников у них не было ни малейших причин.

Наиболее отчетливо конфликт лояльностей проявился в азиатских колониях Великобритании. В 1939 г. малайские националисты организовали антивоенные демонстрации, которые местные власти жестоко подавили. Один гражданский служащий в Малайе, индийского происхождения, признавался, что «хотя разум решительно против этого восставал, симпатии инстинктивно оказались на стороне Японии, воюющей против англосаксов»35. Лидер индийского национального движения Джавахарлал Неру писал: «Очевидно, что обычный индиец настолько озлоблен против англичан, что будет приветствовать любое нападение на них»36. Некоторые соотечественники Неру откровенно ликовали при виде того, как собратья-азиаты уничтожают армию и флот белых. «Трудно сдержаться и не позлорадствовать, когда англичане получают трепку от немцев, – писал доктор Кашми Сваминадхан. – И это при всей нашей нелюбви к Гитлеру»37. Леди Дайяна Купер незадолго до катастрофы 1942 г. писала: «Я не понимала, с какой стати население Сингапура – на 85 % китайцы и на 15 % индийцы и малайцы – станет сражаться наравне с кокни против людей одного с ними цвета кожи ради добрых англичан»38. И в самом деле мало кто хотел сражаться.