плана. Происходит рассеяние партийных сил, не связанных с красноармейской массой и поэтому не способных сколько-нибудь активно воздействовать на нее.

Относительно 7‐й армии Петрограда была послана телеграмма тт. Ленину и Троцкому, которую в копии и прилагаю к настоящему докладу.[1631]

Ознакомление с Эстармией и Латармией раскрывает картину во многих отношениях аналогичную петроградской: то же отсутствие контакта с фронтом в деле снабжения, приходская точка зрения на задачи армии, стремление все взять у центра и ничего не дать взамен, ничтожность творческой работы, особенно в деле формирования, и претензия на полную самостоятельность в распоряжении военным имуществом и воинскими силами, находящимися на территории той или другой республики.

И Эстармия, и Латармия находятся в состоянии разложения и упадка. Причинами этого нужно признать усталость войск, не получивших своевременно резервов и пополнений, низкий уровень командного состава и недостаточность политической работы. Кроме того, в отношении армии [Советской] Латвии необходимо отметить крайнюю политическую ошибку, которая была совершена товарищами, работавшими в армии [Советской] Латвии: вопреки общему положению, существующему в российской Красной армии, в армии [Советской] Латвии не были своевременно распущены солдатские комитеты – т. н. Исколастрел; эти комитеты, ведя демагогическую агитацию, овладели массами, во многих местах настроили эти массы против существующей военной власти, вмешиваясь в командование и проч.; все это, несомненно, содействовало разложению армии и упадку авторитета командующих.

Бесполезные трения вызывает также стремление правительств этих республик денационализировать русские воинские части и создать иллюзию собственных самостоятельных национальных армий. Для этой цели русский комиссарский состав даже в русских частях заменяется своим, национальным, военное имущество безо всякой связи с правильно понимаемым интересами дела выкачивалось из русских частей и передавалось своим и проч. На заседании реввоенсовета в Латармии, на котором я присутствовал, обнаружилось, что у только что прибывшего русского артдивизиона 3‐й дивизии были отобраны лошади в количестве 240 и переданы формирующемуся латышскому артдивизиону.

Хроническая неосведомленность [Реввоен]совета [Западного] фронта относительно истинного состояния этих армий в хозяйственном, боевом и политическом отношениях делает фронтовое командование недостаточно уверенным и активным.

Для оздоровления фронта я считал бы необходимым срочное принятие следующих мер:

1. Реорганизовать Реввоенсовет Западного фронта, отозвав из него т. Позерна и введя в него двух авторитетных работников, способных отстоять авторитет Совета перед местными республиками и Петроградом.

2. Твердо подчинить 7‐ю армию и Петроградский округ фронтовому командованию, освободив их ото всяких посторонних влияний, от каких бы заслуженных и авторитетных партийных товарищей эти влияния не исходили[1632]. Это условие для оздоровления фронта я считаю необходимым.

3. Обязать командарма-7 немедленно выехать из Петрограда в Новгород к своему штабу, где он не будет подавлен никакими посторонними командованию влияниями.

4. Реорганизовать реввоенсоветы бывших Латармии, Эстармии и Белитармии, создав там большинство из русских товарищей в целях борьбы со всяческим сепаратизмом и национализмом.

5. В качестве руководящей директивы указать фронту на необходимость всеми мерами стремиться к постепенному уничтожению национальных войск путем систематического вливания в их части русских пополнений.

Член Военного революционного совета Республики

РГАСПИ. Ф. 71. Оп. 10. Д. 281. Л. 25–31.

Незаверенная машинописная копия.

Документ № 2

Письмо военнослужащего, члена РКП(б) – ВКП(б) с сентября 1918 г. Хватского начальнику Политуправления Ленинградского военного округа О.А. Саакову и сопроводительная записка к копии документа заместителя начальника ПУР М.М. Ланды в Президиум ЦКК ВКП(б)

№ 00150/сс., Секретариат 18 сентября 1926 г.

Сов. секретно

В ПРЕЗИДИУМ ЦКК ВКП(б).

Копия – В СЕКРЕТАРИАТ ЦК ВКП(б)

Уважаемые товарищи!

Пересылаю полученное мною от нач[альника] Пуокра ЛВО тов. Саакова письмо тов. Хватского в копии.

Письмо это рисует возмутительную картину подпольной работы оппозиции в армии. Из этого письма явствует, что в частях Ленинградского военного округа оппозицией организованы подпольные тройки, собираются подпольные собрания (докладчик Сафаров), размножаются и распространяются конспиративные материалы ЦК, имеется шифр (Федоров – «Гошка», материалы – «трусики»). Такая раскольническая и дезорганизаторская работа, опасная для всей партии, по понятным причинам, вдвойне опасна для партийной организации армии. Считаю необходимым положить решительный конец такой неслыханной безответственности и величайшему безобразию. А потому прошу ЦКК привлечь к ответственности всех перечисленных в письме товарищей.

ПРИЛОЖЕНИЕ – копия письма т. Хватского.

С коммунистическим приветом,

ЗАМНАЧПУРа Ланда[1633]

Помета К.Е. Ворошилова (синий карандаш, поверх текста): «В материалы ЦК (оппозиция). В. 27/IX.[19] 26».

Уважаемый тов. СААКОВ! Обращаюсь к Вам с настоящим товарищеским письмом, как к старшему партийному товарищу и руководителю в нашем округе.

Обстоятельства, которые заставили меня обратиться к Вам с настоящим письмом, следующие.

Не знаю, известно ли Вам или нет о моей принадлежности к оппозиции, но факт тот, что я с давних пор примыкаю к группе меньшинства в ЦК нашей партии. Примыкал к этой группе и до XIV съезда, в период съезда и после съезда – до настоящего времени. Было бы полбеды, если бы моя принадлежность к оппозиции ограничивалась только идейной солидарностью с платформой оппозиции и если бы я открыто и легально защищал и отстаивал свои взгляды.

Весь позор для меня, как для члена единой РКП(б), заключается в том, что я не ограничивался только этим, но и принимал и принимаю до сих пор участие в раскольнической подпольной организационного характера работе, которую мы, оппозиционеры, вели и ведем здесь – в Ленинградской области вообще и в партийной организации войсковых частей в частности. Если идейно к оппозиционной группе я пришел сам, то участие в организационной работе мне было предложено, и я добровольно согласился на эту работу.

Постараюсь по памяти изложить Вам всю ту убийственную вредную работу, которую я до настоящего времени вел и всю низость и опасность которой для нашей партии я только сейчас понял после больших внутренних переживаний и внутренней борьбы. Я примкнул идейно к оппозиции еще в конце прошлого 1925 г., будучи на курорте [в] Кисловодске. Мое возвращение в Ленинград совпало с самой сильной борьбой большинства с меньшинством, и здесь я, в кругу наших штабных партийцев, прямо высказывал свою полную солидарность с позицией, занятой на съезде нашей Ленинградской делегацией. Вполне естественно, что меня считали в своем коллективе сторонником меньшинства.

Точно не помню числа, но, кажется, в феврале месяцев с.г. ко мне в служебную комнату пришел тов. Румянцев (орг[анизационно] – моб[илизационный] отд[ел] штаба), вызвал меня в коридор и тихонько стал узнавать, как я, остался при своих оппозиционных взглядах или изменил их и перешел к большинству. Я своих взглядов тогда не изменял, а поэтому и ответил, что я остался по-старому с меньшинством съезда. После этого мне Румянцевым было предложено пойти на квартиру к т. Левину, который, по словам т. Румянцева, должен был меня детально ознакомить с сутью имеющихся разногласий. Я несколько дней не заходил к Левину. Румянцев мне снова напомнил об этом. Когда же я после вторичного напоминания еще несколько дней не пошел к Левину, то ко мне на службу приехал некто Александров (быв[ший] нач[альник] уч[етно] – распред[елительного]