Он застрелил тут трёх братьиц́ей Борисьёвых,

Обирал-то он ведь тут злато, се́ребро,

А приехал-то ведь тут да в кра́сён Киев-град,

30 В кра́сён Киев-град приехал, ко князю на широ́кой двор.

Он дарил-то тут ети подароцьки,

Подарил-то злато, се́ребро ведь ласковому князю со кнегиною,

Со кнегиной с Опраксе́ей с Королевисьнёй.

Ишше князю-то Владимиру ети подароцьки ёму всё полюбилисе;

35 Он отдаривал ведь князь да всё Владимир-от,

Подарил-то ёму шубоцьку-кошу́лёцьку;[103]

Да потя́нута шуба всё камця́ткой мелкотравцятой;

На Владимири-то шупка как огонь горит.

Тут ведь вси-ти бояра на его розгневались,

40 На того ли казака, всё Илью Мурамця;

Тут бояра насказали на Илью князю Владимеру:

«Шьчо ж ты ой еси, ты красно наше солнышко Владимир-князь!

Напилсэ ведь Илья всё зелёна́ вина;

Он ведь ходит всё по городу по Киеву,

45 Он воло́цит ету шубку за един рукав,

Он воло́цит, сам ко шупки приговариват:

„Волоци́-тко-се ты шупку за един рукав,

Ай Владимира-та-князя за жёлты́ кудри!

Опраксею-Королевисьню я за собя возьму“».

50 Ишше тут-то князь Владимир пообидилсэ;

Приказал-то копать по́дкопы глубокия,

Шьчо глубокия пешеры ёму смёртныя;

Засадил он Илью Мурамця с добры́м конём.

Тут узнала всё про ето цюдо цюдноё

55 Молода-та ведь кнегина Опраксея-Королевисьня,

И сама она тому да приросплакалась:

«Шьчо неладно-то Владимир дело зьделал-то,

Занапрасно посадил да Илью Мурамця:

Насказали всё ёму бояра кособрюхия».

60 Подкопала она по́дкопы други́ ёму,

Она в роди как пешер ёму спасёныих,

Уносила всё ему книгу Евангельё,

Присылала ёму свешш всё воскояровых;

Шьчо сама-та пила, ела, она кушала,

65 Она тем же кормила Илью Мурамця;

Она так ёго корьмила, шьчобы князь не знал;

Ай добра́ коня спускали в зелёны́ лужка,

В зелёны́ лужка спускали, в шолкову́ траву.

Ай с того-то всё горя, горя великого

70 Тут уехало двенадц́еть всё бога́тырей:

В перьву голову уехал Самсон Сильния,

Во вторых-то тут уехал Пересмяка со племянницьком,

Тут ишше́-то как уехал всё Цюрило-свет всё Пле́нковиць,[104]

Да ишше́-то тут уехал всё Добрынюшка Никитиць млад,

75 Да ишше́ да тут уехал всё ведь Олёшенька Поповиць млад,

Да ишше́-то тут уехал всё Дунаюшко Ивановиць;

Тут уехали бога́тыри — не всё ведь мы их знам, да как их именём-то звать.

А ишше́-то с того горюшка великого

Да убилсэ тут Добрынюшко Никитиць млад

80 Он о тот ли о горюцёй о сер ка́мешок:

«Олишили токо Илью-то всё бела́ свету, —

А не буду безь ёго да я на свети жить!»

Ай прошло-то тому времени не год, не два,

Шьто не год, не два прошло ведь, братцы, да не три года,

85 Шьто прошло-то тому времени, тому три мя́сеця;

Шьчо прошла-то скоро вестоцька по всей земьли,

Шьчо по всей прошла земьли по Святоруською;

Да дошла-то ета вестоцька до земьли-то до поганыя,

Как до той ли до орды, до Золотой земьли.

90 Там ведь жил-то был да всё собака Ка́ин-царь,

Собака Каин-то царь, то царь Кали́новиць.

Он заслушел, шьчо нет живого Ильи Мурамця;

Подымаитьц́е собака ише Каин-царь,

Ише Каин-от-царь да всё Калиновиць,

95 Он со тем ли со своим сыно́м с любимыим;

За сыно́м-то всё идёт силушки всё несцётно-то:

Идет сорок-то царей за им, царевиц́ей,

И́дёт сорок королей, всё королевиц́ей;

Ай за каждым за царём, да за цяревицём

100 Шьчо за кажным королём, за королевицём

Шьчо идёт-то ведь силушки по сороку всё тысец́ей,

Ай за зе́тём силы-то идёт — да цисла-смету нет,

За самим же за собакой царём Каином

Идёт силушки за им — да цисла-смету нет.

105 Тут не вёшна все вода да розьливаласе,

Всё тотарьска-та сила-та подвигаитц́е

Ко тому-то всё ко городу ко Киеву,

Ко ко ласковому князю ко Владимиру,

Шьчо ко тем ли ко ц́ерьквам Божьи́м соборныим,

110 Шьчо соборныим, к ц́ерьквам все богомольныим,

Шьчо ко тем цюдны́м крестам животворяшшиим,

Ай ко тем ли ко мана́стырям к спасёныим.

Сам выходит царь-собака из бела́ шатра,

Шьчо собака-та выходит ише Каин-царь,

115 Ише Каин ведь царь да Кали́нович,

Ай выходит собака, похваляитц́е.

Подошла сила ведь за́ версту за мерную;

Замогли́-то продувать да ветры буйныя,

Замогло́-то пропекать да красно солнышко

120 От того ли всё от духу от поганого,

От поганого от духу от тотарьского,

От того ли всё от пару лошадиного.

Говорит-то ведь собака ишше Каин-царь,

Ишше Каин ведь царь да всё Калинович:

125 «Выходи-тко вы, всё да три тотарина,

Три тотарина вы всё да три поганого!

Вы пишите вы скоре-ко мне-ка грамотку,

Вы пишите мне-ка грамотку да всё вы руськую,

Не пером-то вы пишите, не ц́ернилами,

130 Не по белой по ербо́вой по бумажоцьки, —

Вы по рыту-ту пишите всё по бархату

Дорогим-то вы пишите сухим красным золотом,

Уж мы как ведь зайдём да в красен Киев-град».

Ишше тут ёму тотара отказалисе:

135 «Мы не знам, не знам писать-то, всё ты Каин-царь,

Всё ты Каин-царь да всё Кали́новичь!

Не умем-то мы писать всё грамотки всё руською».

Закрыцял-то тут собака по-зьверинному,

Засьвистел-то тут собака всё по-соловьинному:

140 «Уж вы гой еси, тотарева-булановя,

Уж вы ти всё стихари всё получёвныя!

(писаря, знацит, по-ихному.)

Вы пишите скоро грамоту тотарьскую,

Ай тотарьску вы грамоту немецькую,

Ай пишите вы про князя про Владимира:

145 Ай мы князя с Владимира мы кожу всё с жива́ зьдерём,

Опраксею-Королевисьню мы всё с собой возьмём,

Увезём-то мы всё ей да во свою землю».

Они скоро написали ету грамотку;

Тут пошли-то ведь скоро́ всё три тотарина;

150 Ай приходят они ко князю на широкой двор,

С широка́ двора в полаты в белокаменны;