– Правда? А как по мне, ты привлекаешь лишнее внимание, уж не специально ли? Так что я повторюсь: кто ты такая, кем послана и с какой целью?

«Ой, какая недоверчивая девочка!» – подумала я, сохраняя недоуменное выражение на лице. А потом ответила спокойным, ровным голосом: – Я такая же заключенная, как и ты, как и все вокруг. Но ты права, помощь я предложила не просто так. Об этом меня попросила Лидия Павловна, твоя бабушка.

Некоторое время Алина молчала и внимательно меня разглядывала, пауза затягивалась. Наконец она произнесла:

– Чем докажешь?!

– А, прости, чуть не забыла, – я торопливо сняла с шеи медальон на цепочке, – она просила передать тебе эту вещицу. Вроде как это семейное украшение, которое ты должна узнать.

Алина выхватила медальон, открыла и некоторое время настороженно всматривалась в монограмму. Потом поцеловала ее, захлопнула крышечку и повесила украшение себе на шею.

– Грехи, значит, замаливать пытается, – буркнула девушка так тихо, что я едва ее расслышала. А потом добавила громче: – Итак, тебя просили передать украшение, за что спасибо, конечно. Оно принадлежало предкам матери и дорого мне. Что до помощи или содействия какого-либо рода, еще раз повторюсь: не лезь в это.

– Ты можешь пояснить, почему отказываешься от моего содействия?

Алина поморщилась, словно ее лицо на несколько мгновений свело судорогой:

– Да что ты можешь вообще? Делить со мной на двоих тумаки с тычками? Вот уж радость-то!

– Думаю, ты сильно удивишься.

– Да? – Она немного подумала. – В любом случае, Женя, спасибо тебе за предложение помощи, но держись от меня подальше. Так правда будет лучше – и для тебя, и для меня.

– Хочешь сказать, твоя бабушка неверно понимает ситуацию и помощь тебе не нужна?

– Я не знаю, что и как она понимает, – недовольно буркнула Алина, – но поможешь ты мне или нет, а на себя обязательно навлечешь неприятности, если станешь здесь лезть в дела, тебя не касающиеся. Здесь каждый сам по себе. Уясни это, и пребывание в этом месте сразу станет гораздо проще. Более того, твои неуклюжие попытки вмешаться в ситуацию и как-то мне помочь могут, наоборот, навлечь на меня дополнительные неприятности. Я понятно объясняю?

– Спасибо, очень доходчиво, – с непроницаемым выражением лица кивнула я, – но что если перспектива более мрачная, чем тебе кажется?

– Что ты имеешь в виду?

– Пара тычков и затрещин – это, конечно, ерунда. С этим можно и самостоятельно разобраться. Но что, если конфликт, как это часто бывает, станет развиваться по нарастающей? И тебе понадобится реальная помощь или поддержка?

– Думаю, ты сгущаешь краски, и не все так мрачно. – Девушка пожала плечами. Теперь уже она изо всех сил старалась сделать невозмутимый вид и сохранить непроницаемое выражение лица. – В любом случае, повторюсь, помощь мне не требуется, отстань.

– Ладно, как скажешь. Мое дело предложить.

После разговора мы разошлись в разные стороны. Как я уже выяснила, Алина работала в пошивочном цехе. Мне же нужно было отправляться в сувенирную мастерскую. Скоро начиналась смена.

Похоже, самым большим испытанием для меня здесь будет рабочий день. Эти бесконечные нудные часы за столом в прохладном помещении мастерской. Резкий запах красок, лака и дерева, а еще скипидара, в котором промывали кисти. Но самым сложным было сознание, что, сидя здесь, я никак не приближусь к выполнению своего задания.

Что же предпринять, чтобы избежать этой ежедневной рутины? Может быть, организовать небольшую производственную травму? Но если ее сочтут сложной, меня запрут в медицинском крыле, а если слишком легкой, от работы меня никто не освободит. Может быть, все же медицинский отсек? Оттуда, вероятно, будет не сложно сбегать, чтобы слоняться по территории и исподволь наблюдать за Алиной. С другой стороны, подобным поведением я рискую привлечь слишком много нежелательного внимания. А делать этого пока не стоило. Нет, на столь крайние меры я всегда успею пойти, а сейчас лучше подождать.

Но попасть в пошивочный цех мне очень хотелось. Значит, придумать что-то необходимо, причем как можно скорее. Здесь практически под рукой достаточно много различных средств, таких как лак, скипидар или ацетон. Они очень токсичны, а также токсичны их пары. Словно в ответ на мои мысли, Ольга поручила мне покрывать готовые матрешки лаком и велела делать это на столе, который ближе к окну. Разумеется, окно следует отворить настежь, чтобы не угореть самой и чтобы остальные не надышались. Но скоро стало понятно, что в прохладном помещении стало нестерпимо холодно из-за открытого окна. И я решила немного прикрыть створку, а потом и вовсе ее закрыла. Стараясь задерживать дыхание как можно дольше, я в два счета справилась с заданием.

– Уже закончила? – обрадовалась Ольга. – Ты проворная, это хорошо. Значит, будет время немного поучиться. Пойди в соседний цех, где заготовки делают, найди небольшой кусок бракованной доски. Я дам тебе кисть и краски и покажу несколько простеньких узоров. А ты попробуй повторить их. Посмотрим, что получится.

Но радовалась Ольга слишком рано. Я изобразила вымученную улыбку на бледном лице, поднялась, чтобы подойти к двери, и даже сделала неуверенный шаг в ее сторону. Потом еще больше побледнела, картинно закатила глазки и грохнулась в обморок прямо на пол. При падении, разумеется, умело сгруппировалась, чтобы не покалечиться об острые углы столов или табуретов.

Сначала от растерянности никто не среагировал. Кажется, Ольга успела вскрикнуть. Но не успела меня подхватить. Женщины повскакивали со своих мест, начали охать и суетиться.

– Девочка постеснялась окно сильно открывать, чтобы нас не заморозить. Вот и надышалась, бедняжка.

– Нужно расстегнуть пару пуговиц, дать доступ кислороду, и окно треклятое откройте, кто ближе.

– Ой, какой ужас!

– Просто кошмар, никогда не видала такого!

– Да не галдите вы, как морские чайки! Рита, смочи полотенце, надо обтереть ей лицо и шею! Если не поможет, пусть кто-нибудь сбегает за медиком.

Женщины продолжали что-то говорить и суетиться. Я еще немножко полежала без признаков жизни, а потом решила, что пора сворачиваться, а то и впрямь пошлют за врачами. Я позволила своим ресницам легонько затрепетать, потом порывисто вздохнула, открыла глаза и сделала неуклюжую попытку приподняться.

– Тише, тише, не торопись. Тебе уже лучше,