подыши, пока есть возможность и воздух свеж. – Римма Петровна произнесла это двусмысленное разрешение настораживающе ласковым тоном. А потом обратилась к Алине, тон ее при этом разительно переменился. Слова звучали резко, отрывочно и грубо: – Теперь с тобой! Как оклемается, проводи ее в медпункт, а сама возвращайся к работе. И разговор еще не окончен! За такие дела придется отвечать, как ни крути! Так что думай, девочка, хорошо думай!

– Я не делала того, что мне приписали, – возразила Алина, – и вы это хорошо знаете!

– А отвечать будешь! – хмыкнула Римма Петровна и вышла.

Все покинули курилку, кроме нас с Алиной. Я продолжала наблюдать из-под опущенных ресниц. Девушка отвернулась, и мне показалось, что она хочет смахнуть одинокую слезу или даже расплакаться, по крайней мере, ее лицо сморщилось, как у человека, который собирается зарыдать. Но рыдать или плакать она не стала. Наоборот, через мгновение лицо девушки приняло решительное и даже жесткое выражение. Она немного подумала, потом посмотрела на меня внимательно и с некоторым любопытством, будто только что увидела.

– По-прежнему будешь уверять, что помощь тебе не требуется? – не открывая глаз, спокойно спросила я.

– Да кому ты можешь помочь-то?! – в сердцах припечатала Алина и вышла прочь.

Что ж, это уже совсем другая постановка вопроса, усмехнулась я ей вслед. Эти слова нельзя считать категорическим отказом от помощи, поскольку это уже рассуждение о моих возможностях. Пусть пока Алина не в восторге от них. Но это даже хорошо. Когда противник тебя недооценивает, он оставляет тебе больше шансов на победу.

* * *

Прошло несколько дней. Я продолжала наблюдать за Алиной, но предпочитала больше не навязываться девушке с предложениями своей помощи. Внимательно и незаметно следила за тем, как развивается ее конфликт с Риммой, старшей нашего отряда, и ее ближайшими помощницами. И, разумеется, не собиралась пускать ситуацию на самотек.

Конечно, мне пришлось принять некоторые меры, чтобы иметь много свободного времени. Благодаря этим мерам среди женщин, с которыми работала, я прослыла самой невезучей и неловкой особой в мире. Одни выражали мне искреннее сочувствия, другие, не стесняясь в выражениях, интересовались, как я смогла дожить до своих лет и не погибнуть в результате нелепого несчастного случая, который сама спровоцировала.

В общем, жизнь шла своим чередом. На контакт с Генкиным агентом я не выходила. Кстати, по договоренности с приятелем это был для него знак, что все нормально, но пока без особых изменений. Представители администрации, или, как их здесь называли «оба Петровича», к моей скромной особе видимого интереса не проявляли.

Я совершенствовалась в рисовании причудливых знаков и узоров тонкими кистями. Сначала получалось не очень, но я проявила упорство, и техника начала потихоньку улучшаться. Ольга меня хвалила, правда, постоянно напоминала держаться подальше от острых предметов, токсичных жидкостей и производственных станков. К Алине я не приставала и старалась держаться с ней подчеркнуто равнодушно. На первый взгляд с ней было все в порядке. Но периодически я замечала на открытых участках тела девушки новые гематомы. Алину травили, уж не знаю, под надуманными предлогами или из-за старых грехов, но факт оставался фактом.

Разумеется, ее не избивали, обступив, зажав толпою в кольцо. Скорее старались подстроить разные каверзные происшествия, которые могли сойти за несчастный случай или досадное недоразумение. Или толкали, щипали и шпыняли исподтишка. Алина не реагировала совсем никак. Она не плакала, не возмущалась и, разумеется, никому не жаловалась. Все обиды, мелкие или крупные, а также издевательства переносила стоически, не меняя равнодушного или презрительного выражения на лице.

В принципе это была неплохая тактика, по крайней мере, ничем не хуже других методов или приемов, за одним исключением. Вызов или откровенное презрение – это всегда провокация. А Полякова, пожалуй, этим грешила. Чрезмерной надменностью и презрением к окружающим она злила сокамерниц и Римму, старшую отряда.

Такая конфронтация не могла утихнуть или прекратиться сама собой. Тем более что истинный повод оставался неизменным. Женщины ненавидели Алину за то, что она была пособницей насильников и соучастницей серии убийств. И эта конфронтация могла развиваться только лишь по нарастающей. Поэтому событие, которое произошло дальше, было скорее закономерно, а потому ожидаемо мною. В последние дни я чувствовала, как ситуация накаляется и что затевается нечто серьезное, тоже поняла сразу.

Женщины резко перестали травить Алину и задирать по мелочам. На первый взгляд они полностью игнорировали ее. Но внимательный наблюдатель обязательно заметил бы, что женщины продолжали бросать в сторону Алины злобные взгляды исподтишка. Я усилила бдительность и постаралась под разными предлогами устроить так, чтобы находиться неподалеку от Поляковой почти все время.

Разумеется, самым слабым звеном в этом плане была работа. Мы трудились в разных цехах, присутствовать рядом не было никакой возможности. И мне приходилось проявлять чудеса изобретательности, чтобы отлынивать от работы и хотя бы время от времени проверять Алину. Впрочем, я уже успела изучить схему, по которой девушки работали и передвигались по цеху. Алина постоянно сидела за швейной машинкой, третьей с краю, во втором ряду. Рабочее место за время, что длилась смена, она могла покидать не так уж и часто. Одновременно в этом помещении работало больше двухсот женщин. Разумеется, нападать, избивать или наносить серьезные увечья девушке при таком скоплении потенциальных свидетелей никто бы не стал. Значит, за ней оставалось следить лишь только во время редких отлучек. Итак, Алина могла выйти в туалет, кстати, частое посещение дамской комнаты не приветствовалось, и за это можно было схлопотать выговор от старшей по бараку. И походы туда обычно ограничивались парой раз за смену. Алина могла сходить на перекур, ибо в курилку бегали все, даже те, кто был равнодушен к табаку, потому как здесь кто не курит, тот работает без перерыва. Еще примерно три раза за смену каждая девушка должна была отнести на склад коробку с готовой продукцией и сдать кладовщице-приемщице. И поскольку я периодически посещала цех, я видела, в каком ритме работала Алина, и могла предсказать, когда она отправится на склад и как долго там пробудет.

Поэтому, когда Алина в очередной раз отправилась на склад, я сразу обратила внимание на то, что она находится там слишком долго. Торопливо схватила коробку с готовыми матрешками и тоже рванула на склад.

В этом помещении всегда царил полумрак, а воздух был