Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Облава, может быть, — согласилась я. — Во всяком случае, войну здесь точно устроили.
— А бомжей что, в плен взяли?
Иронизирует Константин, смеется над моими словами. И то, кому такие пленники нужны! Милиция наша родная давным-давно потеряла к ним всякий интерес. Коллективных драк у них не бывает, смертоубийства редки. Что за эвакуация такая, с переплясом?
— Поехали, Костя, — тяну его за рукав, — поехали, родной мой, поехали к Аяксу, может, дома он, может, скажет что интересное!
До машины мы добрались вприпрыжку, скользя на обледенелостях и едва не падая. Как на грех, мотор запустился не сразу, капризничал, чихал на стонущий от натуги стартер. Я, стиснув зубы, ругалась от нетерпения, не обращая внимания на сидящего рядом Константина. Он поначалу недоуменно посматривал на меня, а когда я рванула с места в карьер по нехорошей колее, прикрикнул, повысив голос от страха за наше здоровье:
— Танька, не бесись, остынь!
Подействовало, и я дала волю педали газа, только когда мы вывернули с грунтовки на нормальную дорогу, с трезвой, впрочем, скидкой на гололед.
— А ты не говорила, что у Аякса квартира есть! — разрешил он себе заговорить уже на въезде в город. — Я-то думал — бродяга.
— Бродяга! — подтвердила. — Еще какой! Убежденный бродяга!
Я даже запыхалась от такой езды и рада была городским ограничениям, по крайней мере просыхать начала от испарины. А перед центром «бабы Риты», на лавочке, мне даже прохладно было.
— Да какая там квартира — полуподвальчик занюханный! Но все же жилье!
Костя глянул на часы, и я опомнилась — может, дела у него еще не все на сегодня просрочились?
— Тебя положить, где взяла?
— С тобой остаюсь, — ответил он мирно. — Не прогонишь?
Я промолчала. Улыбнулась только очередному светофору, и то про себя.
Улица двухэтажных залепушек, где жил Аякс, раскопана была в середине зимы, и с тех пор передвигаться по ней можно было только пешком, и то с осторожностью. Я предложила Косте остаться в машине, не месить грязь. Он не послушался.
Я заглядывала к Аяксу еще в морозы, нужда в нем была, не помню, правда, какая, так и тогда здесь жидкой грязи хватало. А сейчас — сплошное месиво.
Мы перешагивали и балансировали, прыгали и поддерживали друг друга, пока не плюнули и не пошли, почти не обращая внимания на хлюпанье под ногами.
Стучаться пришлось долго и громко. Рабочий день еще не кончился, и соседки наверняка не было дома, а Вениамин вполне мог игнорировать этот шум. Тем более если сам он никого не ждал. Но нам повезло — в жилье, за дверью, обозначились признаки жизни. После очередной серии ударов оттуда, из самых недр, раздался голос, прооравший что-то сердитое и нечленораздельное. Вошедший в раж Константин саданул в дверь еще несколько раз, и неожиданно с той стороны послышалось очень четкое:
— Да ты что, совсем с ума сошел? Ты по голове себе так подолби! Долбитель!
Костя, не разжимая кулака, глянул на меня растерянно и сдвинулся в сторону, уступая место.
За дверью брякнул тяжелый крючок, она приоткрылась на ширину ладони, и в щели появилось лицо Вениамина. Глянул он не на меня, хотя стояла я ближе, а на Константина, уж так у него получилось, и дверь захлопнулась, как от пружины.
— Ох! — донеслось с той стороны под стук накидываемого крючка. — Опять этот бес!
— Венька! — крикнула я, выведенная из себя этими сложностями, — Венька, чтоб тебя кусало и чесало, открывай немедленно!
— Чего? — зло и задорно ответил Аякс из-за двери.
— Открывай, хватит придуриваться!
За спиной, с той стороны узенького дворика стукнула форточка, и мясистая седоусая физиономия уставилась на нас с выражением бессмысленного любопытства. Стало неудобно за наш шум.
— У Веньки опять скандалят, — сообщила физиономия в глубь своего жилья.
— Танюха, ты, что ли?
Вениамин, впуская нас, извинялся на свой, своеобразный манер:
— А я смотрю — вот, гражданин в дверях, а с ним баба какая-то, про тебя и не подумал совсем. Ты не сердись, перепуганный я нынче.
По темной лестнице с широкими деревянными ступенями мы спустились в полуподвальные апартаменты и попали на крохотную кухоньку с запахом застарелой жарехи. Оконце, начинавшееся от уровня носа, с подоконником, заставленным плошками, обилием света не радовало. Приоткрытая по случаю теплой погоды форточка давала надежду на ручеек свежего воздуха.
— Танечка! — обласкал меня Аякс и прислонился к боку хорошо протопленной печки, приложил к нему ладони.
Расстегиваясь на ходу, я перешагнула кухоньку, боком миновав печку и полки, уставленные пустыми мытыми бутылками — заначка хозяйская на черный день, — и с порога комнаты махнула Константину, нерешительно топтавшемуся у входа.
— У меня без церемоний! — подкрепил Аякс словом мой жест. — Милости просим!
— Ну, выкладывай, что за перепуг у тебя? — спросила, когда мы устроились по бокам узкого, заваленного немытой посудой стола.
В комнате троим места не было, и Аякс взгромоздился на высокую металлическую кровать, аккуратно застеленную рваным тряпьем, привалился к гобелену с оленьими рогами над протертым до ковровой основы пятном.
Только теперь мне удалось рассмотреть его как следует. Да, в такие переделки мой бомжующий приятель не попадал уже давно. Черный обширный синяк покрывал налившийся кровью глаз под раздутой опухолью бровью. Скула со стесанной кожей — запекшаяся болячка, смазанная, скорее всего, маслом.
— Поуродовали, вот, Танюх, как ни берегся! — проговорил он, будто винился, не сумев избежать побоев.
— Сам-то как? — поинтересовалась, чувствуя холодок в сердце от такого зрелища.
— Да ничего сам-то! — пожал он плечом. — Увечить не хотели, били по морде. Ладно, не меня одного!
— Мы со свалки сейчас… — начал Константин, но Аякс перебил его, выкрикнул с восторженным оживлением:
— Ха! — Даже в ладони хлопнул. — Хорошо, что не с утра туда завалились, а то и вам бы едала поотшибали!
Константин нахмурился, но смолчал, глянул на меня коротко и опустил голову, показывая, что не он здесь главный.
— Говори, дружище, рассказывай! — поторопила я Аякса, отвернувшегося в сторону, и помолчала, подождала, пока он разлепит сжатые нешуточной злостью губы.
— А ты что это, впрячься за нас решила?
Еще немного, и хамить начнет Вениамин. Совсем это на него не похоже — так злиться. Не раз он был бит и не два. За дело и так просто. При его-то жизни такое событие — не из ряда вон выходящее.
— Аякс! — радую его благородным прозвищем. — Чего ты, в самом деле, я-то здесь при чем? И мне от зуботычин не всегда удавалось уворачиваться, ты знаешь. А на нем, — показала на сдержанно молчащего сэнсэя, — вообще места живого нет!