— Знаю я, Танюха! — машет Аякс рукой теперь уже в досаде. — Да ладно бы бузданули и уехали, нет ведь, сюда привезли! Ноги в машине об меня вытирали, выкинули и на глазах у всего двора пинками в дверь вколотили. «Хорошо, — говорят, — теперь знаем, как тебя отыскать, в случае чего — за всех нам ответишь!»

— За кого? — рявкнул Костя, утомившийся от безуспешных попыток что-либо понять из бессвязного рассказа.

— Он что, сегодня с самого утра не в себе? — Аякс сверкнул на опешившего от такого вопроса Константина здоровым глазом и воззрился на меня, дожидаясь ответа на свою издевку. А Костя только голову склонил.

— Что произошло на свалке, Аякс? Ты там был?

— Ну! Еще бы!

Аякс слез с кровати, сбегал на кухню, сплюнул там куда-то, булькнул водой, а вернувшись, заговорил наконец спокойно и вразумительно:

— Утром, рано было, мужики едва позавтракали, Викторию еще не успели отматерить, как всегда, для профилактики, чтоб обед не продрыхла.

Аякс кивнул для подтверждения истинности сказанного и продолжил, быстро увлекаясь и все более вдаваясь в живописные подробности, растягивая на четверть часа то, что можно сказать в двух словах. Но прерывать, поправлять и поторапливать его не следовало, это я знала по опыту, иначе рассказ мог бы украситься еще и эпитетами в адрес критика.

— Жуть, Танюха, ей-богу, что там говорить! В общем, на добычу еще никто не отошел, Кваскина только в город понесло. А мы все остались возле кормушки. Нажрались уже, правда, и поэтому больше над Викой подтыривали, чем жевали.

Ну вот, развлекаемся это мы так и рассуждаем между делом, что пора бы и вставать, сходить пошариться — машины-то утренние уже отошли, рейсы сделали. Еще немного, и городские нагрянут со своими мешками. А закон для всех один — кто нашел, того и есть. Тому и есть! — поправил он с улыбкой, совсем перекривившей его разбитую физиономию.

Константин поморщился, отвернувшись.

— И рассветать уже вовсю взялось. «Пошли, — говорит Фадеич, — берите свои торбы». Только мы снарядились, слышим — завывание какое-то невдалеке. На собаку не похоже. А потом видим — человек через овраг перебрался и к нам торопится. Подбежал ближе — ба, Кваскин вернулся! Мы ему, мол, забыл что? А он скулит и назад оглядывается. Подошел ближе, мы смотрим: елки зеленые, рожа у него в крови, да здорово как! Спросили было, не ментов ли, мол, обматерил на городской дороге, а он, не говоря ни слова, мимо, да ходу, да еще быстрей!

Только это все сотворилось, сзади, от оврага как шмульнут! Мы аж поприседали! Виктория визжать взялась и в землянку полезла. Я уже давно не видел, чтобы она так торопилась. Последний раз, пожалуй, осенью, когда кобели прямо из кастрюли мосол свистнули. Догнала она тогда кобелей-то! Мосол, правда, пропал.

Так вот. После выстрела орут нам в три горла: «Стоять, гады, догоним — мозги вышибем!»

Нет, думаю, это не менты! И точно. Подвалила бригада, человек около десяти, или мне с перепугу столько показалось, может быть. Молодняк крутой, помоложе вот вас с гражданином, обошли нас со всех сторон и взяли в кулаки, слова лишнего не сказав. Мы орем им, что, мол, вы, вообще что ль, а они знай свое дело делают. Трудолюбивые оказались ребята! А Кваскин так и ушел! Я подумал еще о нем в той кутерьме.

Много времени мы у них не заняли. Вику они тоже достали, шлепнули пару раз и бросили в нашу кучу.

Как оказалось, умыли нас для профилактики, чтоб голос не подавали. Сказали, чтоб убирались со свалки сейчас же, без промедления, и не появлялись бы здесь до первых березовых листочков. Вика ответила было, дура, что, дескать, вы нас жилья лишаете, они ее так пинками обвешали, что и не встала до конца разговора. Пообещали шлепнуть любого, кто их приказания ослушается, и мы им поверили. А потом спрашивают — у кого в городе свой угол есть. Фадеич, гнида, на меня показал. Они меня за ворот да к машинам, да в нее, да под ноги себе. Остальное вы знаете. Вот так! — Аякс с облегчением перевел дух, потрогал скулу.

— За что вас, как ты думаешь? — спросила я его.

— Впервые такое! — Он недоумевал искренне. — Не тренировались же они на нас!

— Нет! — усмехнулся Константин. — Они и били-то не всерьез.

— Ни фига себе! — взвился было Аякс, но я поспешила его угомонить:

— Всерьез, ладно! Вопрос не в этом. За что?

— За что — не знаю, а так просто болтать не хочу. Скажу только, что беспокойно что-то в последнее время на свалке стало! Пора работу менять, на базар возвращаться. Позавчера — труп, вчера — менты, сегодня — отморозки! Танюха, а? То-то!

Пока Аякс ходил на кухню за мокрой тряпочкой для заслезившегося глаза, я подсунула под край черной сковородки денежную бумажку — на лечение ему от перепуга. В дверях уже попросила посидеть дома, хотя бы дня три. Он обещал, конечно, но я, не подавая виду, отнеслась к его обещанию скептически.

Решив единодушно, что чашка кофе после легкой закуски нам сейчас повредить не сможет, мы с Константином благополучно прибыли в ту самую забегаловку рядом с его спортзалом. Покидая машину, я, помня о своем обещании Алле Анохиной, не забыла положить в карман коробочку сотового телефона, рассчитывая позвонить ей прямо от столика.

День закончился, по крайней мере я так думала, и для первого дня расследования он оказался достаточно результативным. Бед для нас никаких не предвиделось, а информации было достаточно, чтобы испытать потребность в ее осмыслении. Спокойная обстановка и время между чашками хорошего кофе — что еще нужно.

День плотно завернулся в сумерки, стал вечером. Косте теперь было уже некуда спешить, и я этому радовалась. Сейчас, после кафе, я увезу его к себе домой. Умою, накормлю и уложу спать. Он об этом пока не знает, но, по-моему, догадывается. А вот о том, что завтра встать придется задолго до рассвета, он догадываться не может. Отвезу его, куда скажет, а сама двину к центру целительниц — очень хочется мне выяснить, какая там охрана, когда приходят уборщицы и во сколько появляются ведьмины дочки, потому что намерена я посетить этот центр во внеурочное время и желательно так, чтобы не быть при этом замеченной.

Я не отбросила окончательно версию о ритуальном характере убийства Жени Реутовой, тем более что принадлежность целительниц, к которым она приезжала в Тарасов, к сатанинскому культу не вызывала у меня сомнений. А самоуверенность их даже поражала — с какой готовностью отозвались они на телевизионную просьбу об опознании, в два адреса позвонили — и в милицию, и Анохиной! Это могло быть свидетельством их непричастности к убийству.

Цепочка, выстроенная Аяксом: труп — милиция — отморозки, тоже была интересной, в последней, естественно, своей части, хотя и тут полной уверенности пока не было.

Поразмыслить было над чем, и я рассчитывала на Константина, пусть не на всего, а хотя бы на уши, но и уши мне не достались.

Когда кофе уже стоял перед нами, и рты освободились от еды, и мы совсем готовы были для игры в вопрос — ответ на темы сегодняшнего дня, представительный мужчина, не спрашивая разрешения, подсел к нашему столику и положил на него папку, вспухшую от бумаг.