И ему давно пора выспаться, забыться во сне. Отключиться. Арман зашел в ближайший магазин, купил бутылку виски, и пошел домой. Закрыл двери. Тишина. Прошел на кухню, даже не взглянув на картины. Нет. У него сегодня вечер отдыха, от муз, баб и прочего. Только он и бутылка.

Арман сидел на кухне, курил и пил, постепенно туман заполнял сознание, мысли стали хаотичными, тело расслабилось. В какой-то момент, он напрягся, в глазах, все стало красным, и сердце болезненно сжалось, но все быстро прошло. Пьяная эйфория поглотила все эмоции.

Проснулся художник на кухонном полу. Как отрубился не помнил. Не важно. Пусть голова болела, во рту пустыня, зато эмоциональный взрыв миновал. Он ощущал удивительное спокойствие. Принял холодный душ, стало еще лучше. На полотне его судьбы маячили белые пятна. Не все так плохо!

В приподнятом настроении Арман отправился на работу. Таблетка помогла унять головную боль. Над головой светило солнце. У академии было слишком многолюдно. Только сейчас он ощутил первые ростки тревоги в сознании.

Припарковавшись, он практически бегом направился к академии, и чем ближе подходи, тем труднее было дышать. В воздухе пахло бедой.

— Вы кто такой? — полицейский стоял на входе.

— А декан Арман Арье, что происходит? — во рту пересохло, слова давались с трудом.

После проверки документов, ему разрешили войти, так и не объяснив, что случилось. Взбежав на второй этаж, он огляделся по сторонам, туда-сюда сновали люди в форме. А в конце коридора, он увидел знакомую фигуру. Ее Арман меньше всего хотел сейчас видеть. Женщина обернулась, и пошла навстречу:

— Дружище, а вот и ты! Я ж говорила, работа меня найдет! Чуйка не подводит! — лицо сосредоточено, в глазах азарт.

— Что случилось, Габи? — нет, не надо отвечать, художник хотел оставаться в неведении.

— Полный п…! Пошли, покажу, — Габи повернулась и направилась к аудитории, Арман шел следом с трудом передвигая ногами.

Первое что он почувствовал, когда переступил порог — кровь. Удушающий запах. Проследив за направлением руки Габи, художник опустил глаза и испустил пронзительный крик. Он не верил своим глазам, не хотел верить. Это не могло происходить в реальности. Нет!

В самом дальнем углу аудитории лежало тело, в районе сердца торчала рукоять ножа. Не зная зачем, Арман сделал несколько шагов, все надеясь, что глаза лгут. Но с каждым шагом, зрелище становилось еще ужасней. Сухонькое тело, гримаса ужаса на лице и огромная лужа крови, а еще вчера это был его любимый студент Лотер.

— Он должен быть в больнице… — художник, тряс головой, словно пытаясь избавиться от кошмара.

— Мы разбираемся, как он тут оказался. В больнице говорят, что не заметили как ушел. Утром только обнаружили, — голос Габи стал подозрительно мягким. Арман еще не слышал такого тона у нее.

— Что ты думаешь по этому поводу? — он отвернулся не в силах созерцать на бездыханное тело своего любимчика.

— Тут дело не чисто. Его иссушили, такое ощущение, что выпили, а потом просто воткнули нож для отвода глаз. Верь мне, я докопаюсь до правды. Мы только начали, еще судмедэкспертизы не было, парни не все улики собрали, его берлогу не досмотрели. Работы валом. И как подсказывает мне чутье, замешана тут неведомая хреновина.

— Его не вернуть…

— Правда многое расставит по местам, и…, - женщина внезапно запнулась, посмотрела на художника, и так и не закончила фразу.

— Я хочу пойти с тобой к нему в комнату, — он посмотрел на нее с мольбой и отчаянием.

— Не думаю, что это хорошая мысль. Позже расскажу, а сейчас лучше иди домой.

— Габи, ты же можешь это устроить, прошу, мне это нужно, — Арман взял ее за плечи, не позволяя отвести взгляд.

— Что с тобой сделаешь! Вначале мы осмотрим, подождешь у двери. Потом сможешь войти, — женщина нахмурилась, ей явно не нравилась эта идея, да и в целом перемены в друге.

— Я пойду с вами! — в дверях возник мужчина лет сорока пяти, статный, высокий шатен, заостренные черты лица, хищный взгляд.

— Габи, позволь представить, ректор академии Морис Буланж. А это…

— Мы уже знакомы, Арман, — он бесцеремонно перебил художника. — Я был одним из первых, кто узнал о происшествии, и вызвал полицию.

Они шли по коридору к общежитию. Габи с копами впереди, художник с ректором позади. Мужчина, что-то рассказывал, спрашивал, Арман лишь методично качал головой, и давал односложные ответы. Ректора больше всего заботила репутация учебного заведения, он не хотел огласки, и собирался уже завтра возобновить учебный процесс, словно ничего и не случилось.

Морис, был известным художником, талантливым, имел отличную репутацию, и меньше всего хотел запятнать ее. А подобное убийство, привлечет на его академию, совсем не ту славу.

Когда Габи вошла в комнату Лотера, тут же разразилась трехэтажным матом. Арман стоял в дверях, и ошалело рассматривал помещение. Все было перевернуто вверх дном. Разорванные полотна, краски, кисти, одежда, валялись по полу. Студент жил один, его сосед, закончив учебу, съехал, а нового к нему так и не подселили.

Обыск занял около часа. Ничего не нашли. И Габи пришла к выводу, что этот кавардак — дело рук самого Лотера. Впрочем, если учитывать, состояние, в котором находился парниша, это было более чем логично.

Ректор был до конца обыска, потом долго о чем-то беседовал с Габи в стороне. А Армана привлеки разорванные полотна — это были не картины, скорее мазня ребенка. Где те полотна, которые Лотер рисовал три года? Художник помнил их все, но их в комнате не было, ни в разорванном, ни в каком-то другом виде.

В конце комнату опечатали, и Арман опустив голову, побрел прочь. Не стал прощаться ни с Габи, ни с ректором. По пути ему встречались студенты, что-то спрашивали, он плел какую-то муть про возобновление занятий завтра.

Встретилась ему и Оливия, невольно подняв взгляд на девушку, художник отметил, что она за день сильно похудела и осунулась, и сейчас ее вряд ли уже можно было назвать красивой. Эта мысль пробежала фоном в его голове и тут же исчезла.

Покинув стены академии, в его сознании взросла самая главная и навязчивая мысль, та которую Арман упорно прогонял, будучи на месте преступления: «Я мог это предотвратить?! Или нет?!».

Слова Жизель не давали покоя. А если бы он вчера не проигнорировал? Если бы пошел к Лотеру? Возможно, он бы не позволил ему покинуть стен больницы. Но откуда она знала? Тут же память услужливо подсказала, рассказ Фабьена. Необходимо поговорить с Жизель и вытрясти из нее правду. Но не сегодня, сейчас он не в том состоянии.

Пока Арман доехал до дома, угрызения совести уже заполнили душу до отказа. Он не имел права оставлять парнишу. Лотер… талант… он мог переплюнуть его и ректора вместе взятых, он мог блистать, а вместо этого валяется иссушенный на полу аудитории. Никогда он себе не простит этой роковой халатности. Никогда.