силы и доползти до лежака. Кабы я знал, что обещанный отдых в оазисе окажется столь кратким, накануне пошёл бы почивать куда раньше.

Утром, едва небо на востоке покрыли розовые перья рассвета, всех подняли, и вскоре караван вновь тронулся в путь. Во время завтрака я сумел вытянуть из мастера Ванцзу, что нам осталось до ущелья не более трёх дней пути, и что отчасти командир Лай так и торопится. Об остальном он лишь намекнул, что дело может касаться Юаньлэй. Когда ж я обиженно спросил, отчего он не желает нам с Сяодином открыть всё остальное, он фыркнул и с раздражением проговорил:

— Нам вот переполохи в рядах совершенно ни к чему. А вы оба оказались такими общительными и компанейскими, что я не уверен в том, что языки у вас не окажутся длинными словно у коров.

— Вы несправедливы к нам, мастер, — теперь уж в самом деле с обидой упрекнул я его. — К тому ж должны же мы хотя бы знать, к чему быть готовыми и чего опасаться…

— Земли, — помедлив, ответил начальник. — Глядите в оба, и в близь, и в даль. И коль увидите нечто странное, дайте сигнал.

Мы кивнули, и тогда мастер Ванцзу отдал распоряжение, после которого нам подали наспех сделанные шесты с флажками — жёлтый вручили Сяодину, дабы тот поднял его и помахал, завидев хоть что-то подозрительное, а красный — мне, дабы я дал знать, ежли опасность будет очевидна. После того ждать было уже никак нельзя, и караван пришёл в движение.

На этот раз командир Лай отдал приказание сделать привал в час Лошади, а на исходе часа Козы, пообедав, мы продолжили путь. Утром мы с Сяодином прилежно исполняли приказание и приглядывались к малейшему движению бархана и каждому взмаху крыла пролетавшего неподалеку стервятника, когда тот поднимался ввысь или, напротив, приземлялся. Однако ничего не происходило, и, продолжив путь днем, мы уж было решили, что опасность переоценена, разговорились и не были столь же внимательны. К странному вихрю впереди наше внимание привлек один из разведчиков Цун Даогао. Сяодин тут же взмахнул своим флажком, а затем поднял его выше и повторил движение.

Через несколько мгновений, вздымая песок, к нам приблизился сначала проводник, а, чуть погодя, и командир Лай. Заметив странные вихри впереди, на бархане, куда мы собирались подниматься, проводник покачал головой и сказал, что это могут быть порывистые ветра, и нельзя исключать песчаную бурю. Цун Даогао спросил его, нужно ли обойти это место, но тот покачал головой — коль буря начнется, её просто так не обойдешь.

Покуда они переговаривались, к нам приблизился на своем верблюде и мастер Ванцзу. К тому моменту проводник и юнь договорились до того, что следует всё ж хоть на время связать верблюдов, чему сянь Ванцзу воспротивился. Похоже, ни в какие песчаные бури он не верил и думал о чём-то своём. В конце концов, он махнул рукой и уступил, но нам велел переместиться в конец каравана, а сам занял наше место в начале.

Стоило, однако, пройти с десяток ли и приблизиться к бархану, как песчаного вихря на нём и след простыл.

— Похоже, никакой песчаной бури и впрямь не будет, — отметил Сяодин и предложил поделиться этим мнением с начальником. — Быть может, он тогда поставит нас снова в начало? Лично мне больше по нраву быть в числе первых, нежели плестись позади всех.

— Ты просто боишься подставлять пустыне спину, — усмехнулся я.

— Что я слышу? Неужто мой старший товарищ называет меня трусом?

— Я вовсе не имел в виду ничего подобного. Скорее даже…поделился собственными опасениями.

Сяодин ничего не ответил, а я лишь тогда заметил, что мы заметно отстали от каравана. Указав ему на это, я предложил заставить наших верблюдов пробежаться, дабы не отстать ещё сильнее. Он согласился. В поднятом облаке песка и пыли мы не заметили, как что-то впереди и слева подняло такое же. Уже когда мы почти догнали караван, верблюды под нами закричали, стали брыкаться и пытаться убежать туда, куда нам было совершенно не нужно — мой понёс меня вправо, а тот, на котором ехал Сяодин — назад.

Я каким-то чудом сумел соскочить и не расшибиться, а вот моего младшего товарища обезумевшее животное понесло обратно к синским рубежам. Я бросился было за ним, но внезапно увидал то, что напугало всех, и сам замер в ужасе: огромное длинное существо с бежевой спиной и сероватым брюхом вынырнуло прямо из песка, вцепилось круглой зубастой пастью в последнего в цепочке верблюда и вместе с поклажей потащило его за собой в толщу земную. Только тогда я и вспомнил…

Глава 5. Червь пустыни Ганхандэ

Ни императоры Хуандигоу, ни владыки более ранних государств не интересовались особо местностью, что путешественники прозвали Засушливой землей — Ганьханьди. Как уж это название превратилось в Ганхандэ — мне неведомо. Да и другие, до меня, верно, особо знать не желали.

Когда казна Хуандигоу истощилась борьбой с кочевниками и мятежниками, в империи вспомнили о богатых землях, лежащих за Наньфан Яодай[1], корабли откуда после каких-то постигших то царство потрясений[2] перестали приходить. И тогда будто бы император Чи-ди отправил туда своих послов прямо через Ганхандэ, ибо его мудрые советники припомнили легенды о Короле Обезьян и предложили такой путь как более короткий и, быть может, даже безопасный. В те времена море расширило свои владения и многих стало пугать своей мощью и непредсказуемостью. Посему владыка Чи-Ди согласился и направил караван. Посольство, хотя и потерпело большие потери, всё ж сумело добраться и туда, и обратно. Причем обратно — на корабле, что любезно снарядил для них повелитель царства Хари — царь Четан[3].

И, хоть с тех пор время от времени через Ганхандэ стали проходить торговые караваны, путь этот считался опасным, и именно с тех пор стали появляться легенды о встрече и Короля Обезьян, и других героев да простых людей с Пустынным Червём. Будто бы именно это подтолкнуло царя Четана к такой милости, ибо о том чудовище харийцы знали с древности и называли его порождением Крмиха[4] — демона земли и песков, сотворившего всех червей и ползучих обитателей земных глубин. И будто бы