Так было легче переносить перемены. Генри, наверное, еще не понял, что с ним приключилось и как надолго он застрял в пансионе. Решено, она поможет ему освоиться.

— Значит, ты хотел бы стать мышкой? — уточнила Мишель. — Чтобы убежать отсюда, да?

Она положила руку ему на плечо и, заглянув в глаза, добавила:

— Тебе необязательно сбегать. Не важно, где мы находимся, радость можно найти и в детском доме, если только хорошенько приглядеться. Тут много хороших детей, а мисс Лили любит нас как родных. Если тебе одиноко, я могла бы стать твоим другом, хочешь?

Темные брови мальчика удивленно приподнялись, а затем на тонких губах мелькнула едва заметная улыбка. Мишель подумала, что теперь он действительно похож на милого мышонка.

— Да, госпожа Миша, я хотел бы стать вашим другом, — ответил он, спрятав мышь обратно в карман.

— Отлично, — просияла она. — Тогда для начала прекрати называть меня госпожой — между друзьями так не принято. Зови просто по имени. Миша.

— Хорошо, Миша.

— А теперь ты, возможно, захочешь присоединиться ко мне за наведением чистоты? — предложила она.

— Я очень хочу, — ответил он, — но у меня есть другое важное задание.

— Ладно, — вздохнула Мишель. Знала она это задание — любым способом избежать ненавистной уборки. — Тогда, если хочешь, можем сесть за одним столом за обедом.

— Я найду тебя, — уклончиво пообещал он. — Позже.

— Хорошо, — согласилась Мишель и, схватив ведро и тряпку, помахала новому другу. — До встречи, Генри?

— До встречи, — проговорил он уже ей в спину.

Только вот потом ни за обедом, ни за ужином Мишель не смогла найти новичка. Признаться, это ее огорчило сильнее, чем хотелось. Было в его серых глазах что-то по-настоящему волшебное, а чего стоили эти его манеры, словно у настоящего принца из сказки!

Дни сменялись неделями, и однажды Генри вернулся. В тот день уроки закончились раньше обычного, и Мишель решила провести внезапно освободившееся время в пансионском саду.

— Привет! — мальчишка спрыгнул с ветки дерева.

— Где ты был? — с ходу набросилась на него Мишель.

Она и сама не могла бы сказать, почему к радости от новой встречи вдруг примешалось негодование. Он ведь ничего плохого не сделал, просто пропал на несколько долгих-предолгих недель.

— Я волновалась за тебя, — более миролюбиво добавила она, когда на лице Генри отразилось легкое замешательство.

— Я тоже постоянно о тебе думал, — признался он. — Только не мог прийти раньше, прости. Мне пришлось… отлучиться.

Должно быть, Генри забирали в приемную семью, подумала Мишель. Только вот, судя по тому, что теперь он снова в детском доме, надолго он там не задержался. Так случалось. Воспитывать чужих детей — задача не из легких, говорила миссис Шервуд. Ничего удивительного, что некоторые взрослые с ней не справлялись.

Мишель хотела пожалеть Генри, но вдруг подумала, что на самом деле ничуть не жалеет, что он не прижился. Ведь теперь они смогут проводить время вместе.

«Какая же ты эгоистка!» — пожурила себя Мишель и на этом решила отбросить сожаления. Глупо печалиться, когда твоя рука — в руке друга, а впереди — солнечный день, который можно провести так, как хочется.

… — Ты никогда не думала сбежать отсюда? — спросил Генри в один из тихих летних вечеров.

Они сидели бок о бок на крепкой ветке яблони и любовались ярко-оранжевым закатом. В кармане фартука Мишель лежали спелые яблоки, источающие сладкий аромат, а плечо Генри стало заметно шире и идеально подходило, чтобы опустить на него голову. Что еще надо для счастья, когда тебе шестнадцать?

— Зачем? — Мишель повернулась к другу, и легкий ветерок бросил в лицо волнистую прядь. Последний год она исполняла роль помощницы воспитателя и крепко привязалась к малышам, которые, как и она, были лишены родительской любви. Разве могла она сбежать, бросив их на произвол судьбы?

— Чтобы увидеть другую жизнь, — отозвался он, без стеснения заправляя ей за ухо непослушный локон. — Чтобы самой выбирать, что тебе делать, а не быть заложницей чужого решения. Стать счастливой.

Мишель задумалась. Она не привыкла жалеть о выпавших на ее долю горестях и твердо верила: счастье живет не где-то за горизонтом, не рассыпано в воздухе, не скрывается в великолепных дворцах. Оно прячется внутри, в самом сердце. Нужно лишь не бояться открыться, позволить себе впустить его в свою жизнь.

— А ты разве не счастлив? — она повернулась, чтобы видеть лицо Генри. Его серые глаза до краев наполнились сомнениями.

— Счастлив, — задумчиво проговорил он, однако Мишель видела: его что-то тревожит, не дает сполна насладиться моментом.

— Тогда зачем сбегать? — осторожно спросила она.

— Чтобы сберечь это, — он тоже повернулся к ней, и сердце Мишель дрогнуло. Так бывало всегда, когда он смотрел на нее с такой жадностью и решимостью. — Чтобы никто и никогда не смог отобрать у меня то, чем я дорожу.

Его рука нашла ее пальцы и легонько сжалась. Мишель ответила улыбкой. Какой бы груз ни лежал на плечах Генри, она твердо верила: пока они вместе, вот так близко, все трудности им нипочем.

— Ну, меня у тебя никто не отберет, — пообещала Мишель и шутливо добавила: — А значит, тебя уже можно считать самым счастливым парнем: кому еще так повезло с подругой?

Она состроила смешную рожицу, и Генри не удержался от улыбки.

— И не поспоришь, — покачал головой он. — Моя самая большая драгоценность.

Мишель не нашлась, что на это ответить, лишь понадеялась, что Генри не заметит, как сильно взволновали ее его слова. Зачем он говорит так серьезно? Из-за этого его голоса все внутри переворачивается, а щеки наливаются предательским румянцем.

— Ты права, Мишель, ты как всегда права, — вздохнул друг и, запрокинув голову, посмотрел на бледный призрак полумесяца, проступивший в еще светлом небе. — Просто иногда я думаю: что было бы, если бы нас не связывали обстоятельства, если бы другие люди не ждали от нас слишком многого?

— Я никогда не задумывалась, чего ждут от меня другие люди, — сказала Мишель. — Быть здесь, с теми, кому я нужна, — мой выбор. Я люблю приютских детей…

— Они вырастут, покинут детский дом и никогда о тебе не вспомнят, — прервал ее Генри. — Ты для них лишь отголосок чего-то настоящего. И если не ты, то кто-то другой займет это место в их жизнях. Понимаешь? Не важно, кто будет исполнять твою роль, так зачем тебе это? Не лучше ли быть свободной от обязательств?

— Но я свободна, — проговорила Мишель. — Ответственность за других не забирает мою свободу. И даже если обо мне забудут, я не расстроюсь, ведь так и должно быть. Я просто