При других обстоятельствах Камилла могла бы поделиться с сыном пережитым, но сейчас разговор зашел в такое русло, выходить из которого было бы неосмотрительно. В запасе у нее оставались еще аргументы против приезда "этой девушки". И она не замедлила ими воспользоваться.

– Кроме того, мы говорим по-английски, ей, вероятно, будет сложно принимать участие в беседах. Она ведь испанка?

– Зачем ты спрашиваешь? Ты прекрасно знаешь, что она говорит по-английски. Как, впрочем, и по-французски, – Джеймс повертел в руках зажигалку, положил ее на полку камина.

– Кому это ты позволяешь курить в этом доме? Ты же не переносишь сигаретный дым. – Руководство банка, где работал Джеймс, запретило курение в офисе и он был вынужден оказаться от вредной привычки. Без особого, впрочем, сожаления – разве может быть что-то важнее собственного здоровья? Словно вспомнив что-то, он добавил: «Да, кстати, Ольга еще свободно говорит по-русски – у нее ведь русские корни».

– Так она еще и русская? О боже мой! Как это… – Камилла замялась, подыскивая нужное слово – …как это экзотично! На ее скулах заиграл легкий румянец. Нарастающее раздражение с трудом удавалось скрывать. Похоже, сын попадает под влияние этой Ольги. Неужели в этих отношениях есть что-то серьезное?

– Послушай, Джеймс…

Сын перебил ее.

– Извини, мама, мне действительно надо идти. Ты ведь знаешь, что я стараюсь никогда не опаздывать. Мы же не в Испании, – хохотнул он – где удивляются не тогда, когда ты опаздываешь, а тогда, когда ты приходишь вовремя. На ходу изобразил поцелуй в щеку матери и, подходя к двери, добавил: «За мной две бутылки первоклассной Риохи, ну а Ольга привезет водку и, конечно, немного икры. Классический русский набор! Против этого, надеюсь, ты не возражаешь?»

Стерев с лица прощальную улыбку, Камилла медленно задвинула засов. Никому не нравится признавать себя проигравшим, но к достоинствам миссис Уэст несомненно относилось ее умение реально смотреть на вещи. Сделав недовольную гримасу, она взглянула в висевшее у входа старинное венецианское зеркало и тотчас же подняла подбородок, чтобы расправить предательские складки на шее. Ничего не поделаешь – похоже, ей придется смириться с присутствием этой экзотической девицы. Будем надеяться, что ненадолго.

* * *

Каждому, кому хоть раз приходилось «зависать» в аэропорту в ожидании отложенного рейса, знакомо то состояние беспомощности и досады, в котором находилась Ольга, уже второй час бесцельно бродившая по огромному, прижатому низким потолком и жужжащему как улей, залу московского аэропорта.

«Рейс задерживается» – скупо оповещали световые табло, и вся дополнительная информация, которую, отстояв очередь, удалось получить в справочной службе, ситуацию не прояснила. Похоже, что точнее всего ее прояснила долетевшая из расходившейся очереди фраза: «Быстро не улетим, надо смириться».

Многие вылеты были отменены из-за густого тумана, и воцарившиеся безветрие ничего хорошего не предвещало. Оставалось только смириться и ждать. В огромном помещении сгущалась духота, которую усиливали стойкие кухонные запахи из многочисленных закусочных. Мощность кондиционеров была явно недостаточной. Принятое час назад лекарство не помогло, виски ломило все сильнее. Ее мучила жажда. Автоматов, продающих напитки она, оглядевшись, поблизости не обнаружила, а желания идти за положенными пассажирам напитками, лавируя между заполнившими проходы сумками и чемоданами, не возникало.

Увидев освободившееся место, Ольга прошла вперед, села на обтянутое серой искусственной кожей сидение, уложив сверху сложенный квадратом пуховик. Почувствовала, как начинают отекать ноги, обутые в теплые сапоги: ведь в Домск, куда она планировала прилететь вечером, уже пришли зимние холода. Сделала несколько дыхательных упражнений, попыталась расслабиться, сесть поудобнее и отогнать наступающее раздражение.

С детства мать приучила ее воздерживаться от критики бытовых неудобств. «Потерпи или найди себе какое-нибудь занятие», говорила она, когда девочка начинала капризничать в очереди к врачу или в переполненном городском транспорте. Значит, надо найти занятие. Закрыв глаза, Ольга потерла виски, но мигрень отступать не собиралась и сосредоточиться не позволила.

Ольга подоткнула свесившийся рукав, поправила сползавшую с колен сумку. «Ну, ничего. Во всяком случае, здесь тепло и сверху не капает,» – невесело подумала она. Вздохнув, достала телефон. Высветилось несколько сообщений, пропущенных из-за выключенного звука, два – от Режин. Подруга просила ее как можно скорее переслать в Женеву перевод, который Ольга закончила перед самым отъездом. В компьютере произошел сбой и текст куда-то исчез. Перевод был срочным, шеф гневался, срок сдачи документа становился критическим. Последнее послание Режин заканчивалось тремя восклицательными знаками.

Ольга закусила нижнюю губу. «Что за напасть! Текст она сохранила, переслать не проблема, но для этого ей потребуется ноутбук, так непредусмотрительно упакованная в чемодан! Называется облегчила себе жизнь! Придется идти за ней в багажное отделение. Ну, ничего, нет худа без добра – по пути и водички себе где-нибудь куплю».

Она поднялась, едва не споткнувшись о вытянутые ноги сидевшего напротив усатого мужчины, не спускавшего с нее бесцеремонного взгляда. «Что за наглость» – разозлилась Ольга, не привыкшая к столь примитивной форме мужского внимания. Не сдержавшись, смерила нахала глазами. Тот восхищенно зацокал языком, привстал, желая познакомиться. «Какая женщина, мамой клянусь!». Непроизвольно зажав рукой воротник, отправилась выручать свой чемодан…

* * *

– Поймите, пожалуйста, мне срочно нужно получить свой багаж. – У Ольги запылали щеки, она начинала нервничать: сказывались накопившееся в последнее время напряжение, бессонная ночь, томительное ожидание рейса и эта проклятая мигрень.

Опершись на стойку, яркая упитанная блондинка в форменном пиджаке не спеша набирала номер на своем телефоне, всем своим видом показывая, что разговор с Ольгой она считает законченным.

– Но послушайте! – Ольга невольно повысила голос, но заставила себя сделать глубокий вздох и продолжала уже почти спокойно.

– Прошу вас, ведь мне сказали в бюро информации, что рейс скорее всего отменят, и тогда багаж обязательно выдадут. Но я не могу ждать, это не прихоть, это связано с моей работой.

– Женщина, – Ольга невольно поморщилась, слух резануло это гендерное одесское обращение, ставшее в последнее время чуть ли не литературной нормой, – женщина, это ваши проблемы. Отменят – не отменят, не морочьте мне голову. И нечего здесь на жалость давить, мне своих проблем хватает. И вообще – отойдите и не мешайте работать.

– Послушайте, – вспыхнула Ольга, собираясь сказать, что подобные случаи предусмотрены в правилах работы аэропортов, но почувствовав, что теряет самообладание, закусила губу и отошла в сторону.

Что за манера выставлять человека в роли просителя! «На жалость давить» – ну и выражение! Уговаривая себя успокоиться, пошарила в сумке, достала бутылочку воды, сделала глоток и хотела поставить ее обратно. Надавила посильнее, пытаясь поплотнее завинтить пластмассовую крышечку. Бутылка выскользнула, с треском упала на пол. Расплескивая остатки воды, быстро покатилась прочь. Ольга нагнулась, чтобы поднять ее, но не успела – столкнулась буквально лоб в лоб с шедшим навстречу человеком, который уже подхватил мокрую и почти пустую бутылку.