— Что вы делаете? — Я приподнялась на стуле.

— Здесь фенолфталеин — это индикатор на щелочь. И теперь нет сомнений, что здесь щелочь. — Он почесал затылок, даже не вытерев руки.

— Объясните, пожалуйста! — взмолилась я.

— Подставка является держателем аккумуляторной батареи, на подобные подставки ставят батареи вверх ногами для проверки на течь электролита. А вот эта коробочка — бракованный корпус от отдельного аккумулятора, он сделан вручную, а не на заводе. Это, видимо, либо пробный, либо бракованный экземпляр. Здесь-то как раз начинается самое удивительное. Судя по размерам коробки, аккумулятор должен иметь емкость около половины ампер-часа, но из документации следует, что у этого аккумулятора емкость сорок ампер-часов, и он, несомненно, никель-кадмиевый. Жаль, что нет остальной документации! — Он выглядел очень возбужденным.

— Может быть, я покажусь идиоткой, но я не вижу ничего удивительного. Что такого странного в этом увеличении емкости? Что это вообще за емкость?

— Емкость?! — рассеянно глядя на меня, спросил он. — Да, емкость — это величина, показывающая сколько электроэнергии может накопить аккумулятор. Чем больше, тем дольше он вам будет служить с одной зарядки. А увеличение в данном случае означает, что кто-то совершил невозможное, если это, конечно, не мистификация.

— Вы можете популярней?

— Да, конечно. Понимаете, сделать аккумулятор такого размера с емкостью сорок ампер-часов приблизительно то же самое, что двигатель от «Боинга» засунуть в «Запорожец», да так, чтобы он остался при этом таким же мощным, а цена скинулась до цены двигателя от «Запорожца», — он как-то грустно взглянул на меня, — теперь понятно?

— Да, теперь, кажется, понятно.

— Это невероятно! — Очкарик перебирал содержимое папки, вздыхая и охая. — Это невероятно!!!

— Скажите, а сколько могла бы стоить такая батарея?

— Не знаю, но обычная батарея с подобной емкостью стоит тысяч пятнадцать долларов, значит, эта тысячи три. Но не это главное. Если изобретение не запатентовано, то за полный комплект документации и опытный экземпляр многие дали бы куда более существенную сумму.

— Вы так думаете?

— Почти уверен. Но послушайте, где вы все это взяли? Кто проделал эту работу?

— Извините, пока я не могу вам этого сказать, но обещаю, что, как только смогу, вы узнаете об этом первым.

Я вышла из университета в сильно приподнятом настроении. Такое бывает не часто, чтобы везло два раза подряд в течение одного часа. Теперь я знала не только точное время, но даже мотив убийства. Оставалось выяснить, кто это сделал. Работа моя сводилась теперь к следующему: установить всех приятелей Нади, которым она доверяла, то есть именно тех, кто мог снять слепок с ключа и был достаточно близок с ней для того, чтобы знать о последней разработке ее отца. Потом среди них отыскать всех, кто мог понять их истинную ценность и значимость. Если проделать все это быстро и тщательно, то круг подозреваемых будет очень невелик. Ведь вряд ли у Нади было много знакомых физиков или электрохимиков, так что теперь это дело техники. Вот и каламбур получился.

С другой стороны, это совершенно не обязательно мог быть кто-то из знакомых самой Нади, а, скажем, сотрудники или коллеги ее отца. Тогда найти убийцу будет гораздо сложнее.

Плана действий у меня пока не было, и я решила, что на сегодня хватит. Я пошла уже было на остановку троллейбуса, но в последний момент передумала и отправилась пешком. Толкаться в душном, битком набитом потными телами троллейбусе мне не хотелось.

Погода была отличная, и пешая прогулка доставила мне огромное удовольствие и позволила собраться с мыслями.

Дома, устроившись около телевизора, я закурила и налила себе рюмку коньяку. Дело Нади Кузнецовой не шло у меня из головы. Я еще не знала ни одного ее приятеля, единственно известный мне замечательно вписывался в образ убийцы, но у него было неоспоримое алиби…

Утром следующего дня, когда я сидела на кухне с чашкой кофе, мне по-прежнему не давала покоя мысль о Константине Зайцеве и его причастности или непричастности к убийству. Слишком уж замечательно вписывался мой новый клиент в составленный образ убийцы. Он был близок с Надей, мог сделать копию ключа и к тому же неплохо разбирался в технике. Ведь это именно он объяснил мне значение одного изобретения. И уж слишком часто мне попадались дела, когда главным негодяем оказывался сам нанявший, но…

Но у Зайцева было алиби, и это «но» стоило десятка самых лучших улик. Даже если бы я нашла эту чертову батарею у него в кармане, а все сослуживцы подтвердили бы, что видели его в момент убийства, то он просто послал бы меня подальше и был бы прав.

Сразу после завтрака я приняла душ и подошла к телефону. У меня все еще не было уверенности в том, что я поступаю правильно, но я все же взяла трубку и набрала номер Кости. Разговор длился недолго. Я назначила ему встречу через час в кафе за несколько кварталов от его работы. Того времени, что он потратит на дорогу туда, обратно и ожидание меня в кафе, мне вполне должно было хватить на осуществление моего безумного плана.

Одевшись, как обычно быстро, в мои любимые рубашку и джинсы, я вышла на улицу и направилась к ближайшему киоску «Роспечать». Купив несколько жетонов, я отправилась вдоль улицы в поисках телефона-автомата.

Подождав несколько минут от назначенного времени, чтобы быть полностью уверенной, что Кости не будет на работе, я набрала номер его конторы. Когда кто-то взял трубку, я представилась следователем и попросила уточнить у сотрудников, видели ли Зайцева в день убийства без двадцати два в офисе. Мне сказали, что он был там, но после продолжительных расспросов удалось выяснить, что он отлучался где-то в половине второго за сигаретами, но отсутствовал недолго, и запомнил это только один человек, потому что Костя купил сигарет и ему.

Закончив расспросы, я вежливо распрощалась, сказав, что звонила для того, чтобы не беспокоить их вызовами на допрос.

Повесив трубку, я подумала немного и, позвонив в справочную, узнала телефон кафе, где меня ждал Костя. Позвонив туда, я описала Зайцева и попросила позвать его к телефону, но мне сообщили, что он только что ушел из кафе.

«Ну и слава богу!» — подумала я. У меня и без него хватало достаточно неприятных занятий.

Я решила позвонить Ольге Петровне и извиниться за свою идиотскую, дурную выходку. Мне необходимо было еще раз поговорить с Кузнецовой, ведь кому, как не ей, знать что-то о последнем изобретении своего мужа. А без этой информации мое расследование могло бы зайти в тупик.

Я достала Костину записку с адресами и набрала номер Ольги Петровны.

— Я слушаю, — раздалось в трубке.

Я немного помолчала, не находя подходящих слов, и робко произнесла:

— Алло, Ольга Петровна, вас опять беспокоит Татьяна Иванова.