— Ну-с, батенька, приступим!

Он щелкнул выключателем, и лампы на стойке вспыхнули.

В беззащитные глаза Павла хлынул безжалостный и ошеломляющийбелый свет. Этот свет проник прямо в мозг, казалось, он сжигает все на своемпути — разум, волю, память. Павел начал терять сознание, ему снова казалось,что он бежит по лестнице, открывает дверь и оказывается в залитом кровьюкоридоре…

Свет погас, но Павел еще долго ничего не видел. Перед егоглазами кружились словно два черных солнца — негативы ослепительных ламп,которые едва не выжгли его мозг…

— Ну что же, батенька, вы готовы к продуктивному обменумнениями? — прозвучал где-то совсем близко негромкий заботливыйголос. — Для начала мне хотелось бы знать, на кого вы работаете… наПатрушева? На англичан? На американцев?

— На хорватскую фирму «Задруж», — выдавил из себяПавел, с трудом шевеля распухшим, жестким, как наждак, языком. —Маломерные суда… катера и яхты.

— Ну зачем же вы так? — почти доброжелательно произнескарлик. — Вы отлично знаете, что говорить все равно придется. Ведь мы,батенька, профессионалы…

Зрение Павла постепенно восстанавливалось, из цветноготумана перед его измученными глазами проступил силуэт маленького человека сгустыми бровями. Пока это был только неясный контур, словно вырезанныйманикюрными ножницами из черной бумаги.

— Как… как вас зовут? — едва слышным голосом спросилПавел.

— А зачем вам это, батенька? — Кустистые бровинедоуменно поползли вверх. — Не все ли вам равно? Впрочем, если вамхочется, можете называть меня Порфирием Петровичем! — И он тихонькозасмеялся. — Люблю литературные ассоциации!

Он потер маленькие ручки и предложил:

— Давайте баш на баш! Я вам представился, так уж и выназовите свое имя, а то, согласитесь, как-то неудобно получается!

— Если вы — Порфирий Петрович, то тогда я — Родион… РодионРоманович.

— Родион Романович Раскольников, как я понимаю? —Карлик снова усмехнулся. — Ценю ваше чувство юмора! Хотя вы на Раскольниковасовершенно не похожи. Нисколько не похожи, батенька! Родион Романович оченьценил собственную драгоценную особу, ради нее он готов был жертвовать другимилюдьми, а вы жертвуете собой ради неизвестных и бессмысленных ценностей… Радикого вы так страдаете, батенька? На кого вы работаете? — Он сновасклонился над Павлом и прошипел, на этот раз не скрывая раздражения: — Всеравно скажешь, щенок! Никуда не денешься!

Щелчок выключателя — и снова поток белого невыносимогосвета, мощный удар света в измученные глаза, в мозг, прямо в душу. Свет ударил,как нокаутирующий кулак, смяв волю, смяв сознание, смяв человеческую сущностьПавла…

Он услышал чей-то хриплый, страдальческий крик: «Нет! Нет!Выключите!» — и не сразу понял, что это сам он кричит, пытаясь уклониться,укрыться от невыносимого сияния…

Свет погас так же неожиданно, как вспыхнул, и снова раздалсявкрадчивый, елейный голос карлика:

— Ну как, батенька, вы не придумали ничего болееинтересного? На кого вы в действительности работаете?

— Фирма «Задруж», Хорватия… гибкая система скидок… особыеусловия для постоянных клиентов…

— Нет, дорогой мой, вы неисправимы! Какая там Хорватия? Ужето имя, которое вы себе избрали в качестве псевдонима, говорит о том, что мы свами соотечественники! Какому хорвату придет в голову назвать себя РодиономРомановичем? Нет, батенька, пора сказать мне правду! Кто вас послал — Патрушев?Это он решил повесить убийство перебежчика на своих бывших коллег?

— Бывших коллег? — переспросил Павел, пытаясь непотерять ускользающее сознание, пытаясь выловить крупицы информации вокружающем безумии.

— Ну да! — раздраженно отозвался карлик. — А закого вы нас принимали? За общество почитателей матери Терезы? За лондонскийклуб филателистов? Когда-то все мы работали в Комитете, или в ГРУ, или в другихспецподразделениях, но стали кому-то неугодны, не вписались в новыеобстоятельства, не смогли поступиться своими принципами… но это не значит, чтомы вышли из игры!

Голос карлика окреп, в нем зазвучали привычная обида исамоуверенность:

— Мы еще покажем новым хозяевам страны, на что способны! Мыеще покажем, на чьей стороне сила!

«Вот кто это такие! — понял Павел. — Бывшиесотрудники спецслужб… одна из тех тайных организаций, которую упоминают в связис делом Литовченко… они, видите ли, решили посчитаться с перебежчиком,отомстить… но зачем он сказал мне это? Почему он раскрыл передо мной своикарты?»

И тут же он ответил себе: разумеется, потому что живым егоиз этой комнаты не выпустят.

— И теперь они хотят обвинить нас в убийстве Литовченко инатравить на нас Скотленд-Ярд! Хотят убрать нас руками англичан!

Карлик неожиданно замолчал, видимо, посчитав, что и такнаговорил много лишнего, и продолжил совсем другим голосом — мягким ивкрадчивым:

— Вот видите, батенька, я был с вами откровенным… я сказалвам правду. Опасную правду. Так что теперь ваша очередь. Правду за правду — мнекажется, это вполне справедливо.

— Вам кажется справедливым такое положение, когда я связан,беспомощен, даже не могу закрыть глаза?

— Что делать, батенька, что делать! — Карлик притворновздохнул. — Так устроен мир. Он основан на неравенстве. Так было всегда итак всегда будет. Кто-то сильнее других, кто-то богаче, кто-то умнее.Справедливость, равные возможности — это выдумки слабых. Кто-то связанверевками, как вы, кто-то — своими принципами. В данный момент вы — слабый,поэтому вам придется принять мои правила игры.

Он снова щелкнул выключателем, обрушив на Павла потокнестерпимого света, и выкрикнул дрожащим от ненависти голосом:

— Говори, на кого ты работаешь?

Еще мгновение, понял Павел, и его мозг сгорит в этихослепительных лучах. Еще мгновение — и он сойдет с ума, его сознаниераспадется, растает, как льдинка на июльском солнце…

Он напряг все оставшиеся силы, рванулся, пытаясь спрятатьсяот безжалостного света, укрыться от него, защититься. Ремни намертво прикрепилиего руки к подлокотникам, но ему удалось накренить кресло набок, раскачать его,и в следующую секунду тяжелое кресло вместе с ним с грохотом опрокинулось напол. При этом, падая, кресло зацепило стойку с лампами, она тоже обрушилась,раздался звон бьющегося стекла и еще какой-то треск…

В первый момент Павел осознавал только одно: убийственныйсвет погас, он больше не вливался в беззащитные глаза, не сжигал его мозг.Хотелось лежать, отдыхая и ни о чем не думая, наслаждаясь благодатнойполутьмой…

Но в следующее мгновение он осознал, что слышит чей-тоглухой стон, и непонятный треск, и еще какие-то подозрительные звуки.