Ула ограничилась письменным столом, стулом, потёртым креслом и просторной кроватью. Из игрушек она взяла только деревянного щелкунчика, раньше в детстве Ула любила эту сказку, и у неё была похожая игрушка. Тот щелкунчик олицетворял собой весь волшебный мир, в который при удачных обстоятельствах могла попасть любая девочка. Этот щелкунчик был символом того, с чем Ула рассталась, привычного мира, где сказочные персонажи обитают только в сказках. Теперь, по другую сторону сказки, Улу тянуло к вещам из привычной жизни.

Ужин

– Должно быть, Агда вернулась, – сказал Гроотхарт, когда наверху послышались шаги.

Госпожа Сьоберг, так Гроотхарт представил управляющую приютом, была такой же высокой, седой и худой, как он сам. Она сразу же попросила звать её по имени, и, как только Фицджеральд Омар Льюис получил точные инструкции, какие вещи в какую комнату разнести, Агда отвела детей туда, где хранились банные принадлежности и постельное бельё.

– В любое время заходите и берите, что нужно, – сказала она.

Нина, услышав такое, схватила пару кусков мыла разного цвета и во весь рот улыбнулась. Её так и распирало от восторга, что здесь разрешали брать что хочешь, где хочешь и когда хочешь. Судя по выражению её лица, вот так и должен был выглядеть рай.

– Мыло из местных трав, мы с детьми варим его сами в начале лета на новую луну, – Агда потрепала Нину по волосам, которые снова разлохматились. – Идите умойтесь с дороги и спускайтесь к ужину.

Дом заполнили голоса, они доносились отовсюду. Пора было спускаться к ужину, но Ула медлила. Там, внизу, её ждет столько незнакомых людей, они все будут разглядывать новеньких и, конечно, захотят поговорить, но как она будет отвечать, не зная общего языка?

Конечно, все взрослые, Сорланд, та другая учительница и Агда с Гроотхартом, говорили с Улой на английском. Даже близнецы. Гроотхарт иногда добавлял для них что-то на общем, но в большинстве случаев Уле казалось, что худо-бедно, но они его понимают. Чего не стоило ждать совсем уж от всех вокруг. Ула помедлила перед дверью ещё минуту и откусила заусенец. В конце концов она призвала на помощь всю свою храбрость, открыла дверь и пошла вниз.

Шум раздавался с кухни. Там гремели посудой, стучали ножами по разделочным доскам и спорили друг с другом на разные голоса. Запахам становилось тесно, и те покидали переполненное людьми пространство, проникали в гостиную, крались наверх, к спальням. Сумерки уже опустились на город, тёмно-синий свет заливал пустую комнату. А в кухне каждый был занят делом: кто помладше – доставали из шкафов тарелки, кто постарше – ставили готовые блюда в центр стола, самые маленькие раскладывали приборы. Агда зажигала свечи. Пахло горячим хлебом, пряными травами и хрустящей сырной корочкой.

Алек и Нина уже были там и расставляли стаканы. Гроотхарт, на плечах которого сидел Симонэ, мешал деревянной ложкой в ковшике и напевал песню. Остальных Ула видела впервые.

Как влиться в эту дружную компанию, она не знала, поэтому остановилась перед полоской света, что чётко отрезала пространство ярко освещённой кухни от сумеречной гостиной.

Незнакомый голос раздался у Улы над головой. Озорное лицо смотрело на неё сверху вниз – откуда-то в гостиной появился мальчишка, а Ула даже не заметила. Парень явно что-то хотел, но Ула ни слова не поняла.

– Я не… говорю… на общем, я… – промямлила Ула, но парень не дослушал того, что она бубнила себе под нос, подтолкнул её за плечи, и они вместе оказались на кухне в самой гуще событий. Видя, что Ула снова застыла как вкопанная, мальчишка взял её за руку и потащил за собой.

– Viunayten-ond, Agda![4]

– Eyna, Olann![5] Добрый вечер! У нас сегодня вечер английского, – засмеялась женщина. – Много новеньких!

Парень в ответ пожал плечами и продолжил на английском как ни в чём не бывало:

– Мать велела передать вам, – свободной рукой он протянул Агде увесистый конверт.

– Спасибо! Это вполне могло подождать до понедельника.

– Она ещё днём просила занести. Я не успел. Занимался.

– Останешься ужинать?

– Что вы, нет! Большое спасибо! Только перекинусь парой слов с Виктором.

– И думать забудь – говорите сколько угодно, но еду это не отменяет. Если ты по ночам болтаешься по городу, значит, родителей нет дома и ты, скорее всего, не ужинал, – возразила Агда.

– Ужинал.

– Бутерброды для хищников не еда. Будь ты травоядным, предложила бы тебе яблочко.

Тон Агды не предполагал возражений. Мальчишка кивнул и потянул Улу за собой дальше вглубь кухни.

– Дружище! – обрадовался ему кучерявый паренёк, весь перепачканный в муке и тесте.

– Чем занимаешься? – спросил Оланн, он протянул другу руку для приветствия и, кажется, в тот же миг забыл о существовании девочки, которую непонятно зачем притащил за собой.

– Пирогом к чаю. Давай поможешь с яблоками, – отвечал кучерявый.

Оланн взял нож, доску, ловко подкинул яблоко и вдруг снова обратился к Уле:

– Сгоняй в сад за шкурогрызами, а?

– Шкуро… кем?

– Ты что, первый раз на кухне?

Ула собралась ответить, что она первый раз в этом мире, которого ещё неделю назад для неё не существовало, но Оланн уже сбежал. Он вернулся, неся в руках двух зверьков, похожих на индюшачьи яйца. У зверьков на макушке между крошечными ушами рос лихой кудрявый чуб, который почти закрывал круглые любопытные глаза. Оланн поставил обоих существ на стол и положил перед каждым по яблоку. Шкурогрызы, не дожидаясь команды, обхватили яблоки тонким хвостиком и ровными как бритва зубами стали счищать кожуру, отправляя очистки себе в рот и громко чавкая.

Оланн молча положил перед Улой очищенное шкурогрызом яблоко и нож, а сам стал резать тонкими ломтиками второе. Мальчишки болтали о девчонках и свиданиях, Улины опасения по поводу незнания языка не оправдались – уже не первый раз за день девочка жалела, что понимает всё, о чём вокруг говорят.

Наконец стол к ужину был накрыт, обитатели приюта стали рассаживаться. Ула замешкалась, возможно, здесь у каждого было место – как в шкафу с кружками справа от двери, где под каждой значилось имя владельца. Нина и Алек пристроились возле Гроотхарта. Пока Ула топталась на месте, единственный свободный стул остался между Симонэ и Оланном. Пришлось сесть туда.

– У нас сегодня трое новых членов семьи, – Агда тепло улыбнулась и продолжила: – Давайте их поприветствуем!

Дети за столом начали в ответ улюлюкать, стучать ложками и аплодировать.

– Это Нина Афанасьева, – Агда протянула руку туда, где сидела Нина. – Она из вампирской ветви.

– Привет, Нина! Добро пожаловать под нашу крышу, Нина! Мы тебе очень рады, Нина! – выкрикивали дети смеясь и наперебой.

– Это Алек Афанасьев, они с Ниной брат и сестра, – пыталась перекричать всех Агда. – Алек из ведовской ветви. А это Ула Готье, она из ветви оборотней.

Дети кричали: «Мы так вам рады! Хорошо, что вы наконец с нами!» – и многое другое, такое же тёплое и радушное. Ула чувствовала себя не в своей тарелке от такого количества смотревших на неё глаз, а Алек с Ниной раскрыли рты от удивления – так им никто и никогда не был рад.

После приветствия загремели ложки, еда отправлялась из больших блюд по тарелкам, звенели, стукаясь друг о друга, солонки и соусники. Тот, кто расположился ближе к котелкам и мискам, передавал еду соседям. Оланн сидел слева от Улы, он молча взял её тарелку и положил туда тушёные овощи, после так же молча наполнил тарелки старшей девочки, сидевшей напротив, и кучерявого Виктора, пока тот добывал на их край стола картошку, запечённую с сыром.

– Не смущайся ты так! Привыкнешь, и весь этот балаган станет тебе самым родным местом на свете! – старшеклассница напротив заговорила с Улой первая. – Оборотни, – кивнула старшеклассница в сторону Оланна и Виктора, – они все очень дружные. Стая есть стая. Первый раз вижу такого стеснительного оборотня, как ты!

Ула поняла, что от смущения она уже давно согнулась в крючок, и, глядя на идеальную осанку старшеклассницы, выпрямилась.

– Вот так-то лучше! – одобрительно кивнула та. –