– И хотела бы забыть, да не получается, –отозвалась Вероника сдержанно. – Очень хочется поддержку семьи получить втемный час, понимаешь?

В ответ раздался негромкий смех. Юлия Михайловна смеяласьискренне, от души.

– Значит, ты, Верка, полежала в больнице пару недель ирешила, что вот оно, несчастье? – спросила она наконец. – Темный час?Да ты просто ничего в жизни не видела, ничего о ней не знаешь, вот тебе икажется всякая ерунда несчастьем.

Вероника начала что-то говорить, но Юлия Михайловна перебилаее. Голосом, из которого исчезло все веселье, проговорила, наклонившись кдочери:

– Запомни, милая: твой самый темный час еще впереди.Ждет он тебя, слышишь? Вот дождется – и вспомнишь ты ту больницу как легкуюжизнь. Помяни мое слово – дождется!

– Юля, прекрати, пожалуйста, – негромко сказалаВероника, но мать уже вышла из палисадника и прикрыла за собой калитку.Вероника осталась сидеть с тяпкой в руке над маленькими бархатцами,трепетавшими на ветру растопыренными листочками.

После полдника Вероника показала Маше дорогу в баню.

– Вот по той тропинке надо идти, а потом направозавернуть, – объясняла она, стоя около дома Липы Сергеевны. – Вобщем, просто рядом с их участком пройти.

– Знаешь, Вероника, давай-ка мы с тобой вместесходим, – покачала головой Маша. – А то мне неловко разгуливать почужому огороду. Вдруг не туда поверну?

Вероника открыла калитку и по вытоптанной тропинке пошлавпереди Маши. Маленькая черная покосившаяся банька виднелась далеко впереди, всамом конце заросшего поля.

– Зачем же было так далеко баню строить? –проворчала Маша, старательно обходя кусачую крапиву. – Пока идешь обратно,опять перепачкаешься.

Она остановилась и огляделась. Они прошли половину пути,оставив за собой участок с длинными ровными грядками. Впереди росла трава, изкоторой выглядывали ромашки, а за банькой сразу начинался шумящий лес. Дорога кнему проходила метрах в ста от бани, и по ней сейчас брели, покачивая белымиголовами, две козы.

– Ты коз не боишься? – оборачиваясь к ней,улыбнулась Вероника.

– Побаиваюсь, – призналась Маша. – Думаешь,они тоже мыться в баню пойдут?

Вероника рассмеялась.

– Поздороваться точно подойдут, потому что это нашизнакомые козы, – ответила она. – И хозяин их – наш знакомый.

Они как раз подошли к дверям бани, и козы, тряся головами,подбежали к Веронике. За ними по тропинке от дороги шел хозяин – коренастыйширокоплечий мужик в штанах-шароварах и куртке на голое тело.

– Здрасьте, Вероника Сергевна, – за двадцать шаговгромко поздоровался он, тряся перед собой маленькой корзинкой. – Вот,деткам подарочек несу!

Маша удивленно взглянула на Веронику. Та улыбнулась и пожалаплечами.

– Это Лесник, – негромко сказала она. – Ясейчас вас познакомлю, он тебе понравится…

Голубоглазый Лесник, а, точнее, Степан Андреевич Лесников, ив самом деле понравился Маше. В том, как он заглядывал Веронике в глаза, какласково почесывал своих коз, как протягивал корзинку, доверху наполненнуюароматной лесной земляникой, было что-то очень трогательное.

– Он и в самом деле раньше лесником работал, –рассказывала Вероника, потом, когда они с Машей сидели на крылечке бани ипоедали пахучие сладкие ягоды, – пока не уволили его. Хороший человек, нов такие запои уходит, что даже деревенским пьянчужкам не снилось. А лесупостоянный пригляд нужен. В общем, наш Степан Андреевич давно уже не лесник… Амы с ним дружим, – продолжала она, – молоко у него заказываем, да ион сам просто так заходит. Митя даже подшучивает, что Лесник в меня влюблен.

Она неожиданно покраснела и протянула Маше корзинку сягодами.

– Это хорошо, – сказала Маша, поднимаясь скрыльца. – Если Митя тебя бросит, без мужика не останешься.

Вероника подняла на нее возмущенный взгляд и собираласьчто-то сказать, но рассмеялась вслед за Машей.

– Ну тебя! Я ведь всерьез приняла. Совсем шуткиперестала понимать в последнее время, потому что…

Она не договорила, но это и не требовалось: Маша знала, чтоимеет в виду Вероника.

– Пойдем, баню топить пора, – позвала она и пошлапо тропинке к дому Липы Сергеевны, осторожно поднимая корзинку над травой.

Баня к их приходу получилась такой, какой и обещалаМаша, – теплой и мягкой. Они с Костей с удовольствием поплескалисьхолодной водой из тазиков, выпустили несчастную бабочку, бившуюся о крохотноезапотевшее окошко, и долго потешались над веником из нескольких жалких веточек,стоявшим в углу. Как Маша ни пыталась объяснить Косте, что им не подметают пол,а парятся, он отказывался ей верить. Придумал, что на нем летает старушка ЛипаСергеевна, потому что метла – это для молодых ведьм, а веник – как раз длястарых, и был страшно доволен своей выдумкой.

– Ты бы спасибо сказал Липе Сергеевне, – шутяпристыдила его Маша. – Она по доброте душевной нас помыться пустила, а тыговоришь – Баба-яга. Иди одевайся… Сам Кощей Бессмертный!

Улыбающийся Костя выскочил в предбанник, быстренько растерсяполотенцем и натянул на себя чистую майку и штаны.

– Мам, я пошел! – крикнул он под дверью. –Что тете Веронике сказать? Ты когда придешь?

– Скажи – примерно через час, – откликнуласьМаша. – Голову вымою, белье постираю – и приду. Ключ у меня, дверь язакрою – пусть не беспокоится.

Послышалось угуканье, показывающее, что Костя воспринялинформацию, проскрипела дверь, и Маша осталась в бане одна.

Она набросила на дверь крючок и принялась стирать белье,тихонько напевая себе под нос. Где-то в углу жужжала муха, по крыше пару разпробежала птичка. Маша глянула в окошко и удивилась: оказывается, уже стемнело,а она и не заметила со своей стиркой. Конечно, возиться ей пришлось долго,потому что за многие годы беспорочной службы стиральной машинки Маша совершенноотвыкла стирать руками. Вдобавок маленький обмылок хозяйственного мыла постоянновыскальзывал из рук, и она отругала себя за то, что не догадалась попросить уВероники стиральный порошок.

За дверью послышались шаги.

– Костя, это ты? – обрадовалась Маша, решивпоэксплуатировать сына и сгонять его за порошком, чтобы достирать остатки бельякак белый человек. – Костя?

За дверью молчали.

– Вероника? – спросила Маша, перестав полоскатьмайку.

Человек за дверью не отвечал.

«Хозяйка, наверное, пришла меня выгонять, – сокрушеннорешила Маша. – Ну конечно, деревенские рано спать ложатся, а сейчас ужестемнело. Эх, не достираю…»

Наклонившись, она зашла из предбанника внутрь бани, шагнулак окошку, чтобы посмотреть, кто пришел, и замерла на месте, чуть не вскрикнув.Снаружи к окну были прижаты две ладони.