– Мне снятся твои сны, Анук, – шепотом говорю я.

– С чего ты взял, что мои? – Анук вовсе невыглядит удивленной.

– Чьи же еще?

– Ну да, бедный мой сиамский братец… Ничегооригинального ты сам придумать не способен.

– Это не очень хорошие сны, Анук. – Я пропускаюмимо ушей ее последнее, обидное для меня замечание.

– Правда? И что же в них нехорошего?

– Слишком много крови, Анук. Слишком много, вот что яскажу тебе…

– Да брось ты. – Анук безмятежна. Гораздо болеебезмятежна, чем когда либо. – В темноте чего только не померещится… Втемноте можно принять за кровь все, что угодно…

– На что это ты намекаешь?

– Ни на что. Каждый видит ровно то, что хочет увидеть.Всегда.

Разговаривать с Анук бесполезно. Во всяком случае, на этутему. На все другие – тоже. Анук вообще не разговаривает, она снисходит доразговора – Анук, моя девочка.

– Тогда объясни мне хотя бы, что они значат? –Может быть, и теперь она снизойдет?

Ни черта не снизойдет, нужно знать Анук.

– Понятия не имею. Может, это твое прошлое. А может,чье-то будущее. Другие соображения есть?

– Я вообще стараюсь об этом не думать. Я ненавижукошмары, Анук…

– Как будто кто-то в них души не чает. – Анукоткровенно издевается надомной: так же, как когда-то в детстве. – Необращай внимания, Гай.

На лицо Анук падает тень, и я не сразу понимаю, что это теньот птичьих хвостов, причудливо изогнутых, лживо раздвоенных, путающих право илево.

Лирохвосты, ну конечно же.

Затертые временем пленники чайной жестянки. Такие жепленники, как и я сам.

– Ты помнишь тот запах, Анук? У бойни. Мы ни разу неговорили об этом, но тогда я все-таки нашел его. Гибискус, да? Китайская роза…

– Суданская мальва, – неожиданно поправляет меняАнук. – Гибискус.

Лучше не спорить с ней, какая разница – Судан или Китай –восток одинаково вероломен.

– Неважно. Пусть будет суданская мальва…

– Номер один в твоем талмуде. Я права?

– Каком талмуде?

– Том самом, Гай. Который ты никому не показываешь.

Вот черт, Анук знает о существовании моей тетради! Анук,которая даже и в комнату не входила, так и просидела на кухне в своих ботинках!Анук, которой всегда было наплевать на чьи-либо тайны, а уж на мои – тем более.

– Откуда ты знаешь, Анук?..

Она могла бы сказать: «Ты мой брат, Гай», – и это бывсе объяснило. И утешило бы меня. Но я точно знаю, она никогда не скажет – «тымой брат». Расплывчатое «сиамский братец» – это да. Это единственное, что можноот нее дождаться. И прежде чем она не говорит «Ты мой брат, Гай», я торопливодобавляю:

– Это неважно. Важно, что однажды я почувствовал егоеще раз, этот чертов запах. Так же остро, как тогда. Он исходил от девушки,которую потом убили.

– Твоей девушки?

– Нет. Просто девушки, я даже толком ее не знал.

– Зачем же тогда переживать? – резонно спрашиваетАнук. – Кого-нибудь когда-нибудь да убьют. Такое иногда случается,представь себе…

– Ты не понимаешь. Ее убили, перерезали горло, а занесколько часов до этого я видел ее и чувствовал этот запах.

Стоит мне только произнести последнюю фразу, как стена, укоторой сидит Анук, самым странным образом меняется: я больше не вижуумиротворяющих обоев с маргаритками, прозаичного выключателя и не менеепрозаичного календаря с видами Прованса. Теперь за спиной Анук – грубоотесанные и так же грубо подогнанные друг к другу серые камни. И сквозь трещиныв камнях вспухает и сочится кровь. Стена пульсирует, то приближаясь, тоотдаляясь от меня, и лишь Анук остается неизменно далекой. Я могу коснуться ееколена, просто вытянув руку, но это не меняет дела. Анук далека от меня –далека, как никогда.

– Это старое открытие, Гай. Старое, которое ты принялза новое. Конечно, Нобелевскую премию за него не дадут, но…

Серые камни готовы выскочить из своих пазов, кровь готовазалить всю кухню, а сердце мое готово вот-вот взорваться. О, это будет мощныйвзрыв, он похоронит под своими обломками и меня, и мою дурацкую квартиру, игород, и страну, и весь мир; уцелеют только алеуты с их резьбой по кости ииндейцы-мареньо с их верой в духов соленых лагун.

И Анук.

Она всегда выходит сухой из воды – Анук, моя девочка.

– Что значит «но», Анук?

– Может, тебе стоит завести другую тетрадь, бедный мойсиамский братец?

– Зачем? У меня и в старой есть еще несколько свободныхстраниц.

– Одна. Одна страница, – Анук проявляетпоразительную осведомленность. – Но, боюсь, ты никогда ее не заполнишь. Тыслишком труслив для этого. Ты всегда был трусливым.

– Анук!..

– Ладно, забудь. В конце концов, твоя жизнь – этотолько твоя жизнь.

– Ты долго пробудешь в Париже?

С тем же успехом я мог бы спросить о ценах на нефть или обиндексе Доу-Джонса, или об урожае маиса в мексиканском штате Юкатан – ответ былбы примерно одинаков:

– Разве это имеет значение?

– Нет, но все-таки… Мне не хотелось бы потерять тебяснова, Анук. Ты ведь моя сестра… Единственный родной человек…

– То, что мы перекантовались девять месяцев в чьем-тоживоте, еще не повод для близких отношений, Гай. – Анук сует в рот большойпалец. – Уволь меня от этих сантиментов.

– А что – повод для близких отношений? – настаиваюя.

– Я вообще против близких отношений, ты же знаешь. Себедороже заводить их.

– Ну хоть парень у тебя есть, сестренка?

Голос мой звучит вполне невинно, для полноты картины нехватает только потрепать Анук по волосам. Но и смена тактики не приносит мненикакого успеха.

– Парни есть у всех. Даже у этой твоей… Старой шлюхи…Николь-Бернадетт, так, кажется?..

– Мари-Кристин, – терпеливо поправляю я. – Еезовут Мари-Кристин. И мне бы не хотелось, чтобы ты называла ее шлюхой.

– Иначе что?– Анук откровенно издевается надомной. – Ты отлучишь меня от дома?

– Я прошу тебя, Анук… Она удивительная. И еепредложение о работе – это серьезное предложение серьезного и довольновлиятельного человека. Тебе нужна работа?

– Разве я похожа на человека, которому что-то нужно?Что-то, кроме того, что у него уже есть?

Хороший вопрос. Я вспоминаю содержимое рюкзака Анук: нож,книга, монеты, ворох билетов в кино. Я вспоминаю прихожую, чудеснопреображенную появлением Анук. А серые, замешанные на крови камни, и сейчаспередо мной. Наверняка у Анук существуют и другие ландшафты, просто она ненаходит нужным показывать их мне. Наверняка у Анук существуют и другиепророчества, просто она не находит нужным делиться ими со мной. То, чтопроисходит сейчас в моей маленькой квартирке на рю де ла Транж, можно было быназвать галлюцинациями, бредом воспаленного сознания, продолжением ночныхкошмаров. Можно было бы – если бы не Анук.