героями. Героя — в геройские руки. Несите его по очереди. Посадите в курятник, насыпьте ему столько зерна, чтобы ему и видеть его не хотелось, принесите ему пять самых красивых белых кур. Героизм не исключает любви к земным радостям. Извольте! Для инвентаризации еще предоставится случай, потоп наступает потихоньку, даже у Ноя было достаточно времени составить списки… Прошу вас!

Педро с явным нежеланием берет петуха из рук дона Балтазара. Идет. Пабло за ним. На пороге их останавливает резкий окрик Балтазара, неожиданно превратившегося в надменного и необузданного испанского аристократа.

Если до моих ушей дойдет, что вы точили языки обо мне и о том, чем я занимаюсь, я прикажу вас повесить возле главных ворот, чтобы индейцы разгоняли скуку, глядя на ваши дурацкие рожи. Ясно?

П а б л о. Вполне, дон Балтазар.

Б а л т а з а р. Большое спасибо!

Камер-лакеи уносят петуха. Балтазар смотрит им вслед и тихо смеется. Каэтана снова прилегла. Глаза у нее закрыты. Балтазар становится у нее за спиной, протягивает руку и ощупывает ее живот.

Ну а как дела здесь? Уже стучится? Здесь попка, да? А может быть, голова?.. Что-то выпуклое… Гордый испанец пребывает в теплой тьме… И что только не придет человеку на ум! Я вот раздумываю: если бы он мог слышать сквозь стенку твоего живота, до его ушей дошли бы странные вещи. Тяжелое дыхание нашей ненависти в первую очередь… Не так ли?..

Краткая пауза.

К а э т а н а. Так!

Б а л т а з а р. Он бы услышал, славный нерожденный рыцарь, как ты стонешь, когда до тебя доходит дурной запах из моего рта…

К а э т а н а. Да.

Б а л т а з а р. …и когда я храплю с широко открытым ртом, когда я залезаю под одеяло…

К а э т а н а. Да!

Б а л т а з а р. Он услышал бы, как ты скрипишь зубами. Ведь я знаю, Каэтана, ты скрипишь зубами, когда я в домашних туфлях слоняюсь по комнатам и коридорам!

К а э т а н а. Скриплю!

Б а л т а з а р. И когда я стою у окна и слушаю шум дождя. Как нескончаемо долго он шел! С неба лило и лило… И когда я касаюсь тебя, намеренно, как сейчас, или ненамеренно… И когда бросаю в бой петуха… Когда открываю ворота индейцам… Когда смеюсь… Когда парю ноги в лохани… Когда прячу лицо в подушку, ночью… Ты скрипишь зубами от ненависти…

К а э т а н а. Да! Да! Да! Да!

Пронзительные крики Каэтаны звенят в комнате. Балтазар убирает руку с ее живота.

Б а л т а з а р. Как это случилось?..

Каэтана усмехается. Берет стакан и подносит его к губам. Потом начинает петь. В ее колыбельную вплетается голос пьяного индейца, долетающий со двора: индеец поет печальную, протяжную песню без слов, похожую на причитание по покойнику.

К а э т а н а.

Нина-нана, нина-нана,

Завтра утром встанешь рано,

А сейчас уже так поздно

И зажглись на небе звезды…

Нина-нана, нина-нана…

Б а л т а з а р. Ты пьешь… И так много…

К а э т а н а. Пью. Много.

Пауза. Причитания пьяного индейца.

Б а л т а з а р. Ненависть родилась и живет упрямо, словно лишай на скале. Насколько я могу судить, вначале проявилась твоя ненависть и только вслед за ней — моя; но, возможно, я ошибаюсь… В любом случае — она есть, она живет! Я задаю себе вопрос: откуда она взялась, из чего? Факты таковы: я спал с тобой, ты вздыхала и так мило постанывала, я сделал тебе ребенка. Женился на тебе. Без отцовского благословения. Мы по-прежнему спим вместе. Едим вместе. И вместе молчим.

К а э т а н а. Блаженство!..

Б а л т а з а р. Что — блаженство?

К а э т а н а. Молчание! Это уже какое-то убежище, слава богу!

Б а л т а з а р. Каэтана, мне все-таки кажется, я тебя любил… Я помню твой приезд. Это было восемнадцатого марта… Ты шла по сходням корабля, я вел тебя под руку. На твоем воротнике трепетал отблеск соленого ветра, и в этом блеске я узнал иней со склонов Сьерра-Невады…

К а э т а н а (засмеялась, махнула рукой). Как видишь, мне смешно, мой дорогой…

Б а л т а з а р. Благодарю! Вон там маскарадные костюмы, можешь какой-нибудь выбрать.

К а э т а н а. При чем тут маскарад?

Б а л т а з а р. Мне показалось, ты слишком расчувствовалась от моих слов…

К а э т а н а. Ты угадал! Я больше люблю насмешливость, за которой ты прячешься.

Б а л т а з а р. Ты бы оказала мне очень большую услугу, если бы объяснила…

К а э т а н а. Бессмысленно!

Б а л т а з а р. И все-таки прошу тебя…

К а э т а н а. По общему мнению, капризы гораздо легче перенести, если дети топают ногами и кидаются на пол, чем когда они хнычут.

Пауза. Со двора доносятся голоса. Ослепительное солнце заливает помещение — резкое прояснение после долгих дождей. Балтазар подходит к нагроможденным вещам. Разматывает тряпку, вынимает меч, который рассматривали Педро и Пабло, держит его в ладонях, словно взвешивая, а потом выпускает, и тот вонзается в пол.

Б а л т а з а р. Не каждому человеку удается удостоиться меча. А без крови меч усыхает. Ты говоришь, я застрял в детстве, как заяц в капкане… Предположим, это так. Тем не менее ты любила бы ребенка. Твоя ненависть является плодом более широких открытий. Мой образ приобрел в твоих глазах уродливые формы; некоторые черты слишком заострены. Я знаю это, Каэтана!.. Хочешь, я перечислю эти черты?

Каэтана отрицательно качает головой. Балтазар не обращает на это внимания. Он бродит среди вещей, которые Педро и Пабло сложили в относительном порядке, раскидывает предметы или составляет из них новые, странные композиции. Балтазар перечисляет черты своего характера, а со двора через равномерные промежутки времени доносится крик: «Дон Балтазар» — канючащий, хриплый мужской голос; каждый выкрик сопровождается хохотом и хихиканьем индейцев.

Начнем!

К а э т а н а. Не нужно!

Б а л т а з а р. И все-таки! Меня зачали в холодном поту; они наверняка стискивали зубы, когда занимались этим. На холодных простынях не создашь горячего человека. Жидкая кровь, ad primum[6], первая черта моего портрета…

Г о л о с  с о  д в о р а. Дон Балтаза-а-а-р!

Крику — словно эхо — вторит хохот.

Б а л т а з а р. Без слез я покинул мать и сел в Кадисе на корабль, потому что бредил отцовской славой; а мама уже тогда носила смерть в своей утробе. Следовательно, во-вторых: пустое сердце.

Г о л о с  с о  д в о р а. Дон Балтаза-а-ар! Дон Балтаз-а-а-р!

Смех индейцев.

Б а л т а з а р. А прибыв в Новый Свет, я завалился в кресло. Показал фигу всем великим планам. Не взял в руки ни меча, ни пера. Беспечность духа.

Г о л о с  с о  д в о р а. Дон Балтаза-а-а-р!

Хихиканье и приглушенные крики.

Б а л т а з а р. Полжизни я провел в носилках. От такой ноши искривился позвоночник по крайней мере у десятка слуг. Следовательно, я приобрел свои мозоли на подушках, а не в седле. Нежные мозоли. Изнеженность. Какой порядковый номер будет?.. Все равно!

Г о л о с  с о  д в о р а. Дон Балтаза-а-а-р! Дон Балтаза-ар!

Б а л т а з а р. Только иногда я