сестра встает с места и выходит с парой друзей на улицу. Велев Карине ждать меня, направляюсь вслед за Олесей.

Сводная сестра стоит за компанию с курящими друзьями. Я присоединяюсь к ним и поддерживаю ничего не значащий треп. Вопросы уже пчелиным роем жужжат в голове. Я и так слишком долго ждал после встречи с Соней. Наверное, надо было сразу поехать к Олесе, а не дотягивать до ее дня рождения.

Наконец-то курящая компания выбрасывает бычки и разворачивается обратно к ресторану. Я перехватываю Олесю за руку.

— Подожди минуту, надо поговорить.

— Да, конечно, — сводная сестра лучезарно улыбается, щеки слегка покраснели от выпитого.

— Олесь, у меня к тебе несколько вопросов. Отвечай, пожалуйста, честно.

— Что-то случилось?

— Дело в том, что я недавно кое-кого встретил…

— Кого?

— Помнишь, в мажорской школе я встречался с одноклассницей? Ее звали Соня, она была дочкой директрисы.

Олеся напрягается на глазах. Улыбка все еще припечатана к ее лицу, но сейчас она не естественная.

— Ну так… Смутно… — и издает нервный смешок. — А что?

— Ты сказала ей, что я умер?

Я внимательно слежу за реакцией Олеси. Вероятность того, что она сейчас начнет играть кино, почти стопроцентная. И мне нужно суметь распознать ее ложь.

На самом деле я всегда умел различать, когда Олеся говорит правду, а когда играет роль. Тогда, в мажорской школе, Олеся украла у одноклассницы телефон. Мать Сони вызвала меня и начала прессовать. Олеся не признавалась ни в какую. А мне хватило одного взгляда на сводную сестру, чтобы понять: она лжет.

Дома я хорошенько надавил на Олесю. Гораздо сильнее, чем ее прессовала даже Сонина мать. Олеся со слезами отдала мне айфон, я его продал, доложил свои деньги и вернул родителям пострадавшей девочки компенсацию.

Никогда в жизни мне не было так стыдно, как тогда перед Соней. Я понимал, что эта история дойдет до ее ушей, мать наверняка расскажет, и очень боялся, что Белоснежка решит расстаться со мной из-за воровства Олеси. Но Соня ничего мне не сказала. То ли так и не узнала о той истории, то ли просто не стала говорить.

— Эм… Что, прости? — Олеся включилась в роль.

— Олесь, я сейчас не настроен смотреть спектакль. И я правда не хочу портить тебе день рождения, — говорю спокойно, а сам чувствую, как в груди закручивается узел ярости. — Какого хрена ты сказала Соне, что я умер!?

Олеся, пойманная на лжи, делает вдох, открывает рот, чтобы что-то сказать, но, видимо, не находит слов. Молчание затягивается.

— Олесь, не заставляй меня злиться, — мне уже с трудом удается выдерживать спокойный тон. — Я правда очень не хочу портить тебе день рождения.

— Ты тогда ушел в армию…

И замолкает.

— Твою мать, Олеся! — все-таки взрываюсь и перехожу на крик. Сводная сестра испуганно сжимается, вылупив глаза. — Хватит выделываться! Или ты мне все сейчас сама рассказываешь, или я за себя не отвечаю!

Злость закипает в венах и разливается по всему телу. Ладони автоматически сжимаются в кулаки, челюсть смыкается до боли в зубах. Олеся знает, каким я могу быть в ярости, поэтому пугается еще больше.

— Она тебя недостойна, ясно!? — взрывается криком. — Избалованная мажорка, вообще ничем не примечательная, ни кожи ни рожи. Что ты вообще в ней нашел!?

— А это не твое дело, — я хватаю Олесю за предплечья и встряхиваю. — Я повторяю свой вопрос: ты сказала Соне, что я умер?

— Да! Ты мне тогда звонил, сказал, что после присяги тебя определили в снайперы. Ну я испугалась за тебя, разыгралась фантазия…

— Ты в своем уме, вообще??? — еще раз хорошенько встряхиваю Олесю. — Ты хоть понимаешь, что ты натворила!? — перехожу на крик. — Она все эти годы думала, что я мертв!

— Что мешало тебе поговорить с ней раньше? — язвит. — Ах да, она не была тебе нужна. Так с чего вдруг ты сейчас переживаешь за ее чувства? Знаешь, этой мажорке полезно было встряхнуться. Ай, мне больно, отпусти!

Уже теряя над собой контроль, я сдавливаю плечи Олеси, рискуя сломать ей руки.

— Мне больно!!! — верещит. — Пусти!!!

Резко выпускаю Олесю из рук, и она чуть не теряет равновесие на высоких шпильках.

— У меня синяки теперь останутся!

— Это все, что тебя сейчас волнует?

— Да!

— Ты правда не понимаешь, что ты натворила? Ты правда не понимаешь, что Соня считала меня мертвым?

— А что такого я сделала? Я о тебе заботилась, между прочим! Тебя тогда, как подменили! Ты сцепи сорвался, а потом в армию ушел. Судя по тому, что не забрал с собой вашу совместную фотографию в рамке, вы расстались, и все это происходило с тобой из-за нее. И знаешь, мне ее не жалко! Так этой мажорке и надо. И да, я считаю, что она тебя недостойна.

— А кто меня достоин?

— Кто-то получше и поинтереснее, чем она.

— Например, ты?

Олеся вспыхивает, как спичка, и заливается густой краской. Сводная сестра никогда не признавалась мне в своей подростковой влюбленности напрямую, а сам я предпочитал делать вид, что ничего не замечаю.

— Может быть, и я, — гордо вздергивает подбородок. — Расслабься, — добавляет с легким смехом через несколько секунд. — Больше я в тебя не влюблена. Но я по-прежнему считаю, что та Соня и мизинца твоего не стоит. Никогда не понимала, что ты нашел в этой амебе.

— Еще одно слово про Соню, и я не посмотрю на то, что ты девушка и у тебя день рождения, — зловеще предупреждаю.

— А сейчас-то тебе какая разница? Столько лет прошло. Вы давно не вместе.

— Я запрещаю тебе говорить о ней в таком тоне.

— Пф, да пожалуйста. С удовольствием не буду говорить о ней вообще.

На этих словах Олеся разворачивается на шпильках и чуть ли не бежит обратно в ресторан.

Я еще какое-то время остаюсь стоять на улице. Тело потряхивает мелкой дрожью. Я, конечно, всегда знал, что Олеся способна на подлость, но чтобы настолько… У меня даже в голове это не укладывается.

Соня искала меня после расставания, а Олеся сказала ей, что меня убили.

Такое даже в страшном сне вообразить сложно. Сколько лет прошло? В июне будет семь, как мы расстались. Олеся