Удостоверившись, что она больше не намерена кричать, Карлотпустил се челюсть. По-прежнему стоя перед ней на коленях, он снова и сноваповторял: «Все хорошо, все хорошо», словно напевая себе под нос.

Дожидаясь, пока она успокоится и перестанет трястись, он рассматривалее, как музейный экспонат.

А почему ты кричала? — снова спросил он, и его нежный голосбыл противоположностью той силе, которую он только что продемонстрировал.

Похоже, он вообще не был рассержен, а только ужасно смущен.

Мне страшно, — ответила она, произнося слова медленно испокойно, поскольку пыталась взять себя в руки. — Я не хочу находиться здесь.

Ничего, захочешь, — сказал он, и теперь его голос становилсядружелюбным. — Со временем ты еще будешь благодарна, что я привез тебя сюда. Ужя об этом позабочусь.

Элизабет не понимала, что это означает.

Каким же образом? — робко спросила она.

—        А таким, что буду с тобой очень хорошим. Эти словабыли такими будничными. Элизабет казалось, что их вполне мог бы сказатькакой-нибудь мальчик на первом свидании. Карлу же не было никакого смыслаговорить с ней подобным образом. Элизабет была в слишком сильномзамешательстве, чтобы отвечать.

Карл огляделся кругом. Он, похоже, и сам слегка нервничал,неугомонно теребя в пальцах кляп.

Не бойся меня. Я не собираюсь причинять тебе вреда.

Элизабет осторожно посмотрела на кляп.

А ты не собираешься снова заткнуть мне этой штукой рот? —спросила она.

Нет.

Этот ответ удивил ее.

Разве ты не боишься, что я могу снова закричать?

Он покачал головой:

Думаю, это в любом случае ничего не изменит. Никогопоблизости это не потревожит... Да и шансов маловато, что кто-то вообще услышиттебя.

А почему же нет? Где мы? Куда ты меня привез?

Успокойся, Элизабет. Теперь ты в безопасности. — Он встал иэтаким горделивым жестом взмахнул руками. — Добро пожаловать в мой дом.

Элизабет впервые свободно посмотрела на свое новоеокружение. Впрочем, смотреть-то особенно было не на что. В лучшие времена топомещение, в котором она находилась, возможно, было гостиной, но теперь этобыло потрепанного вида почти пустое пространство размером примерно с ееспальню. Слева от нее была входная дверь, а у стены, прямо перед Элизабет —изодранный диван с рисунком «в цветочек». Изо всех сил вытянув шею, она успеламельком увидеть стол и еще один стул, вроде того, к которому она былапривязана. Все это, как и диван, похоже, было отвергнуто даже Армией Спасения[4]. Позади себя и немногоправее Элизабет заметила кухонную плиту, за ней — какой-то сводчатый проход,который, как ей показалось, вероятно, вел в ванную или, быть может, в спальню.Единственное окно на стене рядом с дверью было заколочено старыми обшивнымидосками, пол же был потертым, перепачканным глубоко въевшейся грязью. Стенытоже были грязными, и на них не было никаких фотографий или разных личныхвещичек, которые Элизабет могла бы рассчитывать увидеть в месте, именуемомкем-то своим домом.

Где мы? — повторила она.

В моем доме, — снова сказал он и добавил: — Впрочем, мнехотелось бы, чтобы ты привыкала считать его и своим домом тоже.

СВОИМ ДОМОМ?! Элизабет содрогнулась от отвращения. Она ипредставить себе не могла, что когда-нибудь привыкнет к этой мерзкой лачуге.

И сколько же времени ты собираешься держать меня здесь?

Карл улыбнулся:

Всегда!

От этого заявления глаза Элизабет сами собой закрылись. Всеэто происходило слишком уж быстро. Но реальность становилась ясной. Всегонесколько минут назад Элизабет смотрела в лицо смерти, теперь же перед ней былаперспектива провести с Карлом всю оставшуюся жизнь. И она не знала, что изэтого было хуже.

Элизабет заставила себя снова открыть глаза и посмотреть наКарла в надежде открыть причину, стоящую за этим безумием. Однако вряд ли повыражению его лица можно было обнаружить больше того, что уже было известноЭлизабет. Глаза его были серьезными, в них не было видно ни малейшего намека набезумный либо совершенно отсутствующий взгляд, который, по мнению Элизабет,должен был быть у того, кто достаточно спятил, чтобы похитить другого человека.А морщинки вокруг глаз и то, как были завернуты вниз уголки его рта, тожепредполагали нечто другое — выражение безмерной тоски, которое Элизабет помни­лапо больнице, тоски, сути которой она не могла понять.

—        Зачем я здесь, почему? — спросила она.

Потому что я люблю тебя. — Ответ его был мгновенным, а голос— почти детским, это простенькое заявление он промолвил так, словно оно былоочевидным.

Элизабет не могла поверить, что он говорит искренне. Как онмог ее любить? Он же не знал о ней вообще ничего. Или знал? Элизабет ссожалением признала, что он сумел выяснить, на каком автомобиле она ездит икогда уходит с работы. Сколько же он еще узнал, следуя за ней по пятам по всейбольнице?

Нет-нет, она .этого не понимала и не желала оставаться здесьдостаточно долго, чтобы это выяснить. Сейчас на уме у нее было только одно —спасение. Внимательно рассматривая комнату, она отчаянно пыталась придуматькакой-нибудь план. Окно было заколочено плотно, и ей пришлось предположить, чтои окна в задней части дома загорожены таким же образом. Но вот дверь держаласьна запоре только с помощью замка и цепочки. Ей понадобилось бы всего-тонесколько секунд, чтобы прорваться через эти преграды. Но, для того чтобысделать это, она должна была отвлечь внимание Карла. Да, это было бы трудно,поскольку Элизабет сомневалась, что он выпустил бы ее из поля своего зрения. Ноона должна была попытаться.

Впрочем, никакой план спасения, разумеется, невозможно былодаже начать осуществлять, пока она не добьется, чтобы Карл развязал ее. Нокогда она попросила его сделать это, ответ был таким:

Пока что нет.

На это у Элизабет не нашлось ответа, и она немногопомолчала. А потом ей пришло на ум очевидное решение.

Карл, — сказала она, изо всех сил стараясь, чтобы ее голосзвучал поласковее, — мне надо сходить в ванную.

Какое-то мгновение он выглядел смущенным, словно незапланировал такой возможности, когда привязывал ее к стулу. А потом его лицорасслабилось.

— Ладно, — согласился он. Обойдя стул, Карл снял узы,стянутые вокруг ее тела.

К удивлению самой Элизабет, она улыбнулась, благодарная, чтополучила даже такую вот свободу движений. Почти непроизвольно Элизабет первымже делом наклонилась вперед и коснулась головой собственных коленей, чтобыразогнать кровь в затекшей спине. Ах, как приятно было снова подвигаться! И чтобыло еще более важным — Элизабет понимала, что все мышцы ее тела должнысработать как положено, если ей придется спасаться бегством.