Но Лишайный, озлобленный неудачами, не слышал ни драки, ни танцев, он снова и снова прыгал на серую птицу, а она снова и снова отступала от него ровно на столько, чтобы всегда быть точно перед носом, но так, чтобы не дотянуться.

От шума на соседней улице пошли ходуном стены домов, кровли дрожали и издавали почти музыкальную дробь. Лишайный наконец настроился на решающий прыжок. Птица сидела на краю печной трубы.

Лишайный почти лег, заводил неприлично задом.

Внизу бабахнуло, затрещало – будто телега врезалась в забор. А потом вскрикнули женщины и раздался плюх – это, наверное, колодезный журавль провалился в воду. Вместе с несколькими людьми. Лишайный замер. И прыгнул…

И тут же перед носом его мелькнула, бросая снежинками пестрые маленькие перья, длинная птица. С такой же длинной шеей как у той, что сидела на трубе, с таким же клювом, не длинным и не коротким, с такими же тонкими крыльями, но эта птица стрелялась цветами! Каждое из ее перьев было выкрашено так, словно на нее вылились одновременно все банки с красками какого-нибудь живописца, смешались, растеклись. Там, где пролетала эта птица, мир вспыхивал огнем. Казалось, что за ней мчатся бесчисленные струи ослепительно ярких лепестков.

Лишайный от неожиданности поскользнулся и закувыркался по крыше куда-то вниз.

– За ней, скорее! – крикнул Пузырь и первым бросился следом за бешеной цветастой птицей. – Эта дура сейчас весь город разнесет!

Да уж, выглядела птица совсем как ненормальная!

Она не летела, махая крыльями, как летают всякие порядочные птицы, она вертелась как мельничное колесо, как петушок на крыше в ураган, как зверь, угодивший в капкан. Она будто ввинчивалась в воздух с такой скоростью, что не видно было где там одно крыло, где другое. И если б кто-нибудь умудрился посмотреть ей в глаза в этот миг, он увидел бы, что зрачки ее вращаются в разные стороны, как мыши во время облавы.

Как гвоздь, птица вонзилась в окно какого-то не сильно вонючего кабака, и там внутри зазвенели тарелки и полетевшие по сторонам чарки, застучали столы и стулья, завизжали облитые женщины, зарычали обливавшие их мужчины. В другое окно брызнули кружки, мятые шапки, чей-то смрадный лапоть, который, наверное, метился в птицу. И не добежали еще Сраська, Пузырь и Трофим до дверей, как эта неудержимая птица выпорхнула в окно, вытаскивая за собой в лапе ленточку из волос какой-то женщины. Ленточка оборвалась и упала в траву, а птица зацепила навес, отскочила, ударилась о стену и помчалась себе дальше в неистовой пляске.

Трое котов бежали за ней за всех ног, путались в траве, прыгали по каретам и телегам, проносились по лошадям и беззастенчиво отталкивались от их голов, чтобы перескочить на бочку какую-нибудь у стены или ящик, который тащил в руках испуганный трактирный разносчик. Трофим взобрался на карниз и запрыгал по крышам, по заборам, по стенным украшениям и печным трубам, срываясь, карабкаясь обратно ежеминутно. Пузырь, уворачиваясь от шатающихся всюду людских ног, залетел в кусты и потерял там свою остроконечную колдовскую шляпу.

Но, как ни старались, коты не могли догнать развеселую птицу.

Она вилась между заполонившими улицу повозками, несколько раз прошмыгнула между колес, почесала крыльями носы двум-трем возницам, потом и вовсе ворвалась в богатую, с золотом, карету, и оттуда полился то нарастающий, то спадающий женский вой:

– о-о-о-О-О-О-о! О-О!!! О! О-о-о-о! О-О!!

Что за веселая чертовщина там разыгралась?

Как бы то ни было, обратно на улицу птица вылетела измятая и погнутая, сорвала висящие для просушки тряпки, потом сшибла с уличного торговца шапку, потом и вовсе залетела в окно на втором этаже в небедных хоромах.

Пока внутри громыхало и каталось, в то же окно, ловко перескочив с уличного фонаря, проник и Сраська. Впрочем, кот оступился, прокатился клубком и врезался, просчитавшись, в шкаф. На него посыпались старые тряпки и осколки разбитой лет десять назад вазы.

Птица же, избегнув всех погнавшихся за ней жильцов, скатилась по лестнице на первый этаж, стащила со стола хороший кусок хлеба, метнулась к окну – и была такова. Когда же она снова взмыла над крышами, сжатый в лапах хлеб стал крошиться и крошки, подхваченные ветром, полетели по всему городу. И одновременно с этим по всему городу с крыш, мансард и из старых сараев поднялись стаи унюхавших угощение птиц. Скопища их закружились над улицами, пугая и без того растревоженных купчих и детей в платках, путая и без того немногие мысли стражников и гвардейцев.

Пузырь хотел повторить подвиг Сраськи – взобраться на столб со светильником. С него Пузырь надеялся перелезть на крышу. Пока он пыхтел и дулся, мимо прошмыгнул Лишайный. Взгляд у Лишайного был вконец озверевшим. Он скакал по самому краю крыши какого-то неказистого дома, а потом, хотя до птицы было по-прежнему неблизко, сиганул изо всех сил, выставив перед собой лапы, и обрушился с криком в огромную кучу мусора во дворе. В тот же миг куча эта словно бы ожила – со страшным воем из нее во все стороны метнулись перепуганные коты всех расцветок и размеров.

Пузырь так и не справился со столбом и снова побежал по дороге напролом. Птица же, врезавшись в деревья, спустилась ниже, шлепнула крылом крышу кареты, другим какой-то куст, а потом, кружась, прошмыгнула между ног у зазевавшейся женщины. Взметнулось платье, в разрезе мелькнули бедра. Женщина вскрикнула, а Трофим и Пузырь попытались повторить тот же маневр, что и птица. Трофим врезался женщине в голень, Пузырь запутался в складках юбки, а следом в эту ахающую сутолоку посыпались гнавшиеся за крылатой сумасбродкой городские птицы, очень обрадованные сыплющимися всюду крошками. Женщина завизжала, почувствовала, что этот ком сдуревших птиц и котов сдирает с нее с концами не одну юбку, но и все прочее. Женщина задергалась, закричала слова, не имеющие определенных смыслов, и с размаху запустила ногой очумевшего Трофима через всю улицу – в открытое окно одного из домов. Там как раз пересыпались ноты клавишной арфы, когда мимо ставней пролетел шерстяной каравай и грохнулся с перебором на инструмент: бдзыыыынь!

Вот так:

Следом послышалось какое-то путаное арпеджио и веселый хохот. Но к тому времени Пузырь наконец выбрался из женского платья и увидел, что птица удрала так далеко, что попробуй ее теперь догони, если и раньше на то не было сил. Тогда кот стал посреди дороги на задние лапы, бросил вверх щепотку нарезанной