И вот этот тоже колдун? – она кивнула на Лишайного и, вспомнив о нем в очередной раз, принялась трепать его так и сяк. – Ты ж мой вонючий комок шерсти, у-у я тебя сейчас защекочу!

Лишайный отчаянно отбивался.

– Да, он хороший колдун, он знает много матерных заклинаний, – сказал Трофим.

– Фу какой! Это что такое?

– Это колдовство, которое колдуют матерными словами.

– Вот бесстыдник усатый! Ну наколдуй нам что-нибудь интересное. Чтобы шарахнуло!

– Мы при женщинах не ругаемся.

– Да ну… Теперь понятно, почему среди вас и одной кошки нет, немытые вы котяры…

– Кошки – это призрачный предмет, – задумчиво произнес Трофим. – Сегодня они здесь, завтра их здесь нет…

Лишайный снова попробовал улизнуть, но Уруська поймала, поставила его на ноги и потерла ему пальцем мокрый нос.

– У-у, какой рыжий, – сказала она. – У нас в деревне один такой ходит, толстый и подлый. Украл у меня недавно косынку, завернулся и спал. Барчуком его все зовут. А тебя как звать?

– Лишайный, – сказал рыжий.

Уруська удивилась и на секунду замерла.

– Ух ты мой бедный, – произнесла она тонким голос. – Где у тебя, показывай… – она стала вертеть смущенного кота в руках, как если бы он был сорочкой, на которой где-то кто-то разглядел маленькое пятнышко грязи.

– Это такое имя, – сказал Трофим.

Уруська посмотрела на него искоса, одним глазом, потом на Лишайного.

– Папка с мамкой были те еще зубоскалы, да? – пожалела она. – Горемычный ты мой матерщинник. Значит, Сраська это тоже просто имя, а не потому, что он такой?.. – Уруська не придумала, как выразить мысль.

– Какой такой? – спросил Трофим.

– Такой, как звучит.

– Он такой, какой есть.

Вскоре повозка съехала в долину, где над холмами висели тучи. Тучи эти были ни темные, ни светлые, ни тяжелые, ни легкие, дождь из них мог политься, а мог и не политься. И точно под этими малоинтересными тучами виднелась какая-то деревушка.

Пузырь высунул голову из-под навеса, посмотрел дальше по дороге.

– Чую здесь колдовство, – сказал он. – Одна птица пролетела точно над деревней, а вторая немного в стороне, у того однообразного леса.

Лес выглядел так, будто деревья в нем были все одной высоты и клонились все в одну сторону. Даже смотреть на них было скучно.

– Тут не нужно и колдовство искать, – вздохнул Трофим и кивнул на свалившуюся у холма мельницу.

Одно крыло мельницы вонзилось в землю и отбрасывало строгую тень вниз со склона, по которому рассыпаны были щепки, мука и зерна. Бревенчатые стены разложились по сторонам.

– Ничего себе, – удивилась Уруська. – Это что за птица такая, что она мельницу завалила? Змей с двенадцатью головами?

– Страшно? – ехидно спросил Трофим.

– Страшно, я очень вкусная, а тут змей. А вы сколько огненных шаров из подхвостья одновременно запускать умеете? Я как-то видела в Рыжем Утесе на башне такой арбалет стоял, куда штук тридцать стрел было вдето. Вот вам нужно так же научиться, а то пока вы змею по одним головам стрелять будете, другие меня тем временем покусают.

– Неужели ты не умеешь разговаривать с горынычами? Они, конечно, не бобры…

– Я и по-человечески разговаривать умею, но, когда говоришь с дураком, все равно в глаз получить можно.

– Хватит вам, – проворчал Пузырь. – Поедем дальше.

– Поедем так поедем, – произнес Трофим, мяукнул и провел одной лапой над лошадиными хвостами.

Лошади тут же оживились и пошли было дальше по дороге, но только шагнуть успели, как повозка вдруг подскочила так, что коты едва не вывалились наружу. Что-то жалобно ойкнуло. Лошади снова встали, замотали головами.

– Что такое? – Пузырь застыл от страха.

Трофим осторожно заглянул под повозку.

– Мы наехали на человека, – равнодушно произнес он.

– Я никого не видела, – растерялась Уруська, – откуда он взялся?

– Очевидно, лежал под колесами.

Под повозкой и вправду лежал человек – с приплюснутым носом, с торчащими как попало серыми волосами, весь перекошенный.

Человек этот поморщился, вынул плечо из-под колеса, открыл глаза и посмотрел на Трофима. Трофим холодно смотрел на него.

Мужчина робко кивнул, вылез весь из-под повозки и встал на ноги. Стоял он, однако, так себе – его качало, трясло, как от лихорадки, а зрачки в глазах бегали там и тут.

– Доброго здрасьте, – смущенно заговорил он, кивая после каждой фразы. – Простите великодушно, я, как видите, тут вот… Немного так, как бывает… – он лишь теперь заметил цветастый фургон и сосредоточенно рассматривающих его котов. Нервный взгляд помятого немного сфокусировался. – А вы, что же, значит, эти самые, которые колдуны волшебные? – он жалко и заискивающе улыбнулся.

– Самые настоящие, – улыбнулась во всю ширь Уруська. – Они даже из подхвостья огнем стреляют.

– О, – обрадовался мужчина и выпрямился, схватился за телегу так, что не отцепишь, – как это здорово! Может быть, вы мне поможете? Прошу и умоляю, жизни мне нет! Кончилась она полностью, раз – и все, нету ее больше! – теперь с каждой фразой он приближал нос к отстраняющемуся с каждой такой фразой от него Трофиму.

– Волшебство за гроши, – произнес тот неуверенно. – Не меньше.

– Ну зачем же гроши, – мужчина отмахнулся. – Причем тут гроши, милостивый кот, когда жизнь моя – мука и нескончаемая кровавая боль! Жизнь моя – страдание из страданий, самая печальная печаль всех печалей и тоска, от который затосковала бы богиня тоски!

– Говорите покороче, – нахмурился Трофим. – Мы спешим. Пока вы распространяетесь, где-нибудь падает мельница.

– Ах, милостивый колдовской кот, что же тут говорить?! Нет у меня покоя и счастья от клыкастого зверя лесного, то есть от моей, что называется, жены! Спасите доброго человека!

– Кх, – фыркнула Уруська.

– Не человек она человеческий, а волчица беспощадная! Несколько лет назад мимо нашей деревни проходил волшебник и шутки ради превратил ее из волка в людского человека женского образа. Но превратить-то он ее превратил, а человеком она не стала! Каким была зверем лесным, таким и осталась. Вчера меня за просто так в окно высунула, а на днях грозилась изгрызть насмерть, как окорок копченый…

– Кто же тебе виноват? – спросила Уруська. – Зачем на такой женился?

– Я-то думал она еще так и эдак, думал дом охранять будет, скотину стеречь, но волк, он, знаете, не собака…

Пузырь вздохнул, посмотрел на небо.

– Так и быть, – сказал он с драматическим обреченным видом, – веди нас скорее к своей жене, посмотрим, что она за волк.

– Вот спасибо вам, добрые волшебники! – стал кланяться мужик. – Меня, я не сказал, Петькой зовут.

Коты оставили повозку на дороге, а сами, вместе с Уруськой и Петькой, пошли между деревенскими дворами. После пролетавших тут не так давно птиц всюду валялись разбитые заборы